Жуки с надкрыльями цвета речного ила летят за глазом динозавра - [34]

Когда бабуля Мартуля обнаружила то, что осталось от моих сандалей, она тихонько заплакала, причитая, что обуть меня теперь не во что. Наплакавшись, бабуля в сердцах пригрозила отправить меня жить к Розе, но потом все же — ничего другого ей не оставалось — выдала мне раньше времени вместо испорченных сандалей на застежках новые сандали на шнурках. До этого сандали на шнурках она прятала в шкафу, завернув их в белоснежное полотенце.

Мне поручают собрать макулатуру

На Металлурге было две школы: «сталинская» и «хрущевская». Ученики двух школ враждовали друг с другом. Я не знала, в какую из школ попала, пока мне не объяснили, что «сталинская» — пятиэтажная, из красного кирпича, а «хрущевская» — трехэтажная, облицованная серой плиткой и построенная буквой «п». По всему выходило, что училась я в «хрущевской».

Пацаны из «хрущевской», побросав портфели в снег, курили за гаражами. А когда проходил кто-нибудь из «сталинской», кричали: «Эй, толстый, перни на спичку!».

До начала осени я часто спрашивала у Ленки Сиротиной, как там, в школе. Она таинственно молчала. Почему молчала Ленка, я поняла, как только попала в первый класс. Раньше мне казалось, что школа — это коммуна, там пионеры и октябрята рассматривают картинки в книжках, играют среди высокой травы с учителями на равных и изучают химические элементы, чтобы постичь тайны вселенной. Но оказалось, школа — это трудовая повинность, доска в меловых разводах, пожилые женщины в очках и с указкой, ничего не знающие о вселенной, и старшеклассники, которые срывают с твоей головы шапку-петушок, чтобы бросить ее в лужу. Потому-то и молчала Ленка: ей хотелось, чтобы я с завистью смотрела на ее школьную форму, а стоило ей сказать мне правду — и она бы утратила значительность в моих глазах.

Моя жизнь начиналась, когда заканчивались уроки. Я выходила на улицу, набирала полные легкие воздуха и шла по асфальтовой тропинке вдоль старых деревянных домов и тополей на улице Второго Интернационала. Воздух пахнул почвой и грибами. Лужи были глубокими, как кратеры на Луне, а желтых листьев под ногами было так же много, как звезд в Млечном пути. Я попадала на Путейскую улицу, сворачивала во двор и долго стояла у мусорных баков, глядя на сухую траву. Потом щупала свое мышиное пальто в поисках ключа: в кармане была дырка, и ключ часто уходил в свободное плаванье под подкладку. Свет и покой в душе угасали к вечеру, а ночью, когда до школы оставалось несколько часов, нарастала тревога. Был только один способ избавиться от этой тревоги — уйти в свое измерение. Но мне больше нечего было там делать. Увидеть то, что осталось от белых камней и бобровой плотины — вот что было страшнее всего.

В ноябре нам велели принести в школу макулатуру — и я принесла газету, которую нашла в почтовом ящике. Когда я вручила газету учительнице, та долго с удивлением рассматривала меня сквозь очки, как будто она — ученый, а я — неизвестная науке бактерия, которую нужно изучить под микроскопом. После этого учительница вызвала в школу бабулю Мартулю.

Бабуля села за тесную парту и спрятала в карманах красные от холода руки. Учительница несколько минут писала в журнале, а потом вдруг сказала:

— На прошлой неделе наш класс собирал макулатуру. Даже хулиганы и троечники принесли по пять килограммов. А ваша Света — одну газету. Почему? Потому что ей ничего не надо, она ничем не интересуется и учится плохо. Понимаете?

Бабуля Мартуля кивнула, хоть и не поняла, а потом предложила:

— Ну, давайте мы еще газету принесем?

— Макулатура нужна не мне. Понимаете?

Бабуля Мартуля снова кивнула.

— Она нужна заводам для новых учебников. Но прежде всего она нужна самой Свете. Чтобы почувствовать свою принадлежность к общему делу, свою полезность людям. Словом, ей нужно ликвидировать тройки в четверти и принимать активное участие в общественной жизни. Весной наша школа будет разводить кроликов.

— Дело хорошее…

— У нас будет кролиководческая ферма. Директор уже договорился с Зубчаниновским совхозом о предоставлении школе пяти голов кроликов для развода. Обустроим для них сарай за спортивной площадкой. Основная нагрузка по уходу за кроликами ляжет на старшеклассников. Но и ребята помладше должны принимать участие. Вот, может быть, Света заинтересуется. А там, как знать, станет животноводом…

— Ну, бог даст…

Заведенные следующей весной кролики через два месяца умерли от кокцидиоза. А бабуля после беседы с учительницей вернулась домой и недоуменно пожала плечами: «И чего ей от ребенка надо? Какая еще там макулатура…».

Вернулся отец — он клеил обои в чьей-то квартире, и ему вместо денег дали бутылку водки. Довольный, поблескивая зелеными глазами, он попросил: «Супчику бы…» Бабуля обиженно ответила: «Пусть кто тебя напоил и супчиком кормит».

— Подлая ты, — высказался отец.

— Это я-то подлая? Подымайся и уматывай отсюда. Чтоб ноги твоей больше у меня, у подлой, не было!

— Да ладно, ладно, пойду.

Отец вздохнул и ушел сидеть на лавочке у подъезда до глубокой ночи. А ночью нашел на кухне тарелку супчика, которую поставила на стол бабуля.

Той ночью заснуть мне не давала капающая вода. В туалете подтекала труба, и, чтобы не было потопа, под трубу поставили миску. Вода капала — и ночью, в тишине, из-за этого нельзя было уснуть. Каждые пять часов из миски нужно было выливать воду.