Жуки не плачут - [16]
— Ну, ну, ну, — прижимала ее к себе молодая. От нее пахло хлебом.
Таня толкнула ее кулаком в мягкий живот. И заплакала. Горько, безутешно, навзрыд.
— Папа и мама по-русски не говорят.
Жон поливала Тане на руки. Вода была теплой: нагрело солнце. Лицо у Тани горело после плача.
— На вот, вытрись. Можешь звать меня Женей.
Таня взяла полотенце.
— А что значит Жон?
— А Таня что значит? — засмеялась Женя-Жон.
— Ничего не значит.
— Идем.
— Я не голодная.
— Просто посидишь, раз не голодная, — не стала спорить Жон.
В доме мебели не было. Только ковры, коврики, половички, одеяла. Каленый день остался за спиной — Таня остановилась на пороге полумрака, на пороге прохлады. Жон сбросила свои туфли без задников. Таня наклонилась, развязала шнурки. Увидела свои пыльные сероватые пальцы на ногах. Стало стыдно.
— Это что же, вы на людей ловушки ставите?
— На детей, — беззаботно отозвалась Жон. — Папа придумал. Дети — они как воробьи. Захочешь — не поймаешь. А кто голодный, тот сам придет.
— Вы что, богатенькие? — подозрительно посмотрела Таня.
Жон засмеялась. Заговорила с отцом — будто перекатила во рту речные камешки. Старик заулыбался, закивал, перекатил камешки обратно.
Жон перевела:
— Богатые, говорит. Теперь очень богатые. — Отодвинула занавеску: — Вон оно, наше богатство.
Вокруг расстеленной на полу скатерти сидели дети.
Мелкие, повзрослее, тощие и уже успевшие округлить щеки, голубоглазые, русые, черноглазые, белоголовые — разные. Только один был как полагается — круглолицый, с узкими глазами, длинными ресницами и будто лакированным черным хохолком. Он мог быть внуком. Или внучкой. Но все остальные, совершенно точно, не братья и не сестры. Не сыновья, не дочери, не внуки бородатого старика. Их здесь было не меньше дюжины.
— Женя! Женечка! — загалдели они. — Мама Женя!
Глава 10
— Давай Вовке все расскажем?
— Зачем? — Шурке стало неприятно. Вовка, значит, разберется, поможет, а он нет?
«Я что, ревную? Глупо. У Бобки появляются свои, отдельные друзья. Это хорошо», — постарался убедить он сам себя. И расстроился вконец.
— Ну расскажи, — сухо согласился.
Бобка не ответил.
Вслед им поглядел голубоглазый дом. Прошли, не остановились.
— Нет, — сам себе, но вслух возразил Бобка. — Не будем ему рассказывать. Он посмеется.
Шурка постарался не ответить сразу же.
— Он может. Да.
Небрежный тон тоже удался. Но внутри ликовало: вот-вот, понял, зачем тебе брат? То-то. Брату можно рассказывать все.
— Ты что крутишься? Игнат?
Встретить сумасшедшего в сапожках не хотелось.
Обернулся. За ними трусил черный лохматый пес.
Бобка остановился.
Пес тоже остановился.
Бобка пошел.
Пес потрусил.
Бобка встал.
Пес ткнул в пыль зад в колтунах. Вывалил язык. Мол, я что — все ждут, и я жду.
— От самой школы за нами идет, — сообщил Бобка.
Шурка пожал плечами:
— Ничей. Что ему еще делать?
Бобка посмотрел на Шурку, словно ждал, не скажет ли тот еще чего. Не сказал. Бобка опять уставился на пса. Розовый язык подрагивал в такт собачьему дыханию. Карие глаза-вишенки смотрели не отрываясь.
— Идем.
Пошли.
— Он идет за нами? — подал голос Бобка.
— Да откуда я знаю!
Бобка скосился назад.
— Идет, — прошептал.
— Голодный просто. Мы, наверное, без злобы посмотрели. Сами не заметили. Вот он теперь и ждет: может, угостим.
Прошли мимо палисадника.
— А у тебя ничего нет? — с надеждой заговорил Бобка.
— В смысле?
— Поесть.
Шурка вздохнул:
— Это не та собака. И вообще, собака ни при чем.
Он не добавил: «Бурмистров убежал на фронт». Это было бы как-то чересчур. Хотя после мишки…
Бобка кивнул.
— Это да.
Лицо его прояснилось.
«И правильно, — подумал Шурка. — Выбросил из головы. А то бред какой-то».
Бобка обернулся, сияя:
— Мы не у Вовки — мы лучше у Игната спросим. Раз ему мишкин глаз так нужен, то он знает зачем. Логично?
— Бобка, хватит. Не беси меня.
Собака бежала за ними, кольцом закинув на спину лохматый пыльный хвост.
Бобка шел, думал — и был доволен, что мысли его брат слышать не может. «И он обещал за глаз вернуть Таню».
— Странно, — сказала Жон, выйдя на солнцепек обратно к Тане. — Говорят, нет у них никакой Веры. — Жон заглянула в бумажку, на которой Таня накарябала ей тети-Верины отчество, фамилию, дату рождения.
— Как нет? — перебила Таня. — Уже увезли? Куда?
— Не поступала, говорит.
— Врут. Они всегда врут.
— Это сын Нур, я его знаю. Он не врет.
— Что же делать?
— Подумаем.
— Я домой пойду.
— Нет у тебя дома.
— Много вы знаете. Я с мамой.
— Ты без мамы.
— Это почему?
— С сумкой. Кто ходит с маминой сумкой и без мамы?
— Это сумка тети Веры.
— С сумкой тети Веры и без тети Веры, — охотно поправилась Жон. — И платье.
— А что платье? — одернула подол Таня.
— Видно: девочка сегодня спала в платье. Если девочка спит в том, в чем ходит, у девочки нет дома. И нет мамы.
Вот так Таня и осталась у Жон.
К вечеру все дети уже знали, что она — Таня. А она немедленно забыла и перепутала, кто есть кто. Маша, Витя, Лека, Юра, остальные…
К вечеру дом уже не удивлял ее половиками, ковриками, коврами. Хотя старика и старуху Жон называла папой и мамой, они были не ее родителями. Жон была женой их сына. А сын ушел на войну. Все четверо сыновей. От большой семьи у старика и старухи остались только Жон и ее дочка Ширин. «А потом нас благословил Аллах».
Детство Шурки и Тани пришлось на эпоху сталинского террора, военные и послевоенные годы. Об этих темных временах в истории нашей страны рассказывает роман-сказка «Дети ворона» — первая из пяти «Ленинградских сказок» Юлии Яковлевой.Почему-то ночью уехал в командировку папа, а через несколько дней бесследно исчезли мама и младший братишка, и Шурка с Таней остались одни. «Ворон унес» — шепчут все вокруг. Но что это за Ворон и кто укажет к нему дорогу? Границу между городом Ворона и обычным городом перейти легче легкого — но только в один конец.
Ленинград в блокаде. Дом, где жили оставшиеся без родителей Таня, Шурка и Бобка, разбомбили. Хорошо, что у тети Веры есть ключ к другой квартире. Но зима надвигается, и живот почему-то все время болит, новые соседи исчезают один за другим, тети Веры все нет и нет, а тут еще Таня потеряла хлебные карточки… Выстывший пустеющий город словно охотится на тех, кто еще жив, и оживают те, кого не назовешь живым.Пытаясь спастись, дети попадают в Туонелу – мир, где время остановилось и действуют иные законы. Чтобы выбраться оттуда, Тане, Шурке и даже маленькому Бобке придется сделать выбор – иначе их настигнет серый человек в скрипучей телеге.Перед вами – вторая из пяти книг цикла «Ленинградские сказки».
Ленинград, 1930 год. Уже на полную силу работает машина террора, уже заключенные инженеры спроектировали Большой дом, куда совсем скоро переедет питерское ОГПУ-НКВД. Уже вовсю идут чистки – в Смольном и в Публичке, на Путиловском заводе и в Эрмитаже.Но рядом с большим государственным злом по-прежнему существуют маленькие преступления: советские граждане не перестают воровать, ревновать и убивать даже в тени строящегося Большого дома. Связать рациональное с иррациональным, перевести липкий ужас на язык старого доброго милицейского протокола – по силам ли такая задача самому обычному следователю угрозыска?
Страна Советов живет все лучше, все веселее – хотя бы в образах пропаганды. Снимается первая советская комедия. Пишутся бравурные марши, ставятся жизнеутверждающие оперетты. А в Ленинграде тем временем убита актриса. Преступление ли это на почве страсти? Или связано с похищенными драгоценностями? Или причина кроется в тайнах, которые сильные нового советского мира предпочли бы похоронить навсегда? Следователю угрозыска Василию Зайцеву предстоит взглянуть за кулисы прошлого.
На дворе 1931 год. Будущие красные маршалы и недобитые коннозаводчики царской России занимаются улучшением орловской породы рысаков. Селекцией в крупном масштабе занято и государство — насилием и голодом, показательными процессами и ловлей диверсантов улучшается советская порода людей. Следователь Зайцев берется за дело о гибели лошадей. Но уже не так важно, как он найдет преступника, самое главное — кого за время расследования он сумеет вытолкнуть из‑под копыт страшного красного коня…
Что мы знаем о балете? Огни рампы, балетные пачки, пуанты, легкость, воздушность, красота… Юлия Яковлева покажет нам балет (да не просто балет, а балет в Большом) таким, какой он за кулисами. Тяжелый труд, пот, мозоли, интриги. Но все это здесь не главное. Все это только вплетено в еще более интересную интригу. О том, как связан балет «Сапфиры» с африканскими алмазами, которые добывают для русского олигарха на африканских рудниках под охраной ЧВК, узнать удастся только потому, что в здание Большого театра войдут женщина с ребенком, а выйти удастся только ребенку.
Тихон Петрович, преподаватель физики, был самым старым из учителей, дряхлым и отрешенным от окружающего мира. Рассказчик не только жалел, но и глубоко уважал Тихона Петровича за его научное подвижничество…Рассказ из автобиографического цикла «Чистые пруды».
Маленькие герои двух повестей известной норвежской писательницы А.-К.Вестли любознательны, умны, общительны. Книга рассказывает также о жизни их родителей - простых людей, живущих в маленьком норвежском городке, но решающих общие для всех людей на Земле проблемы.
Радич В.А. издавался в основном до революции 1917 года. Помещённые в книге произведения дают представление о ярком и своеобразном быте сечевиков, в них колоритно отображена жизнь казачьей вольницы, Запорожской сечи. В «Казацких былях» воспевается славная история и самобытность украинского казачества.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Предлагаем вашему вниманию две истории про девочку Веру и обезьянку Анфису, известного детского писателя Эдуарда Успенского.Иллюстратор Геннадий Соколов.
Введите сюда краткую аннотацию.
Ленинград освобожден, Шурка и Бобка вернулись из эвакуации, дядя Яша с немой девочкой Сарой – с фронта. И вроде бы можно снова жить: ходить в школу, работать, восстанавливать семью и город, – но не получается. Будто что-то важное сломалось – и в городе, и в людях: дядя Яша вдруг стал как другие взрослые, Сара накрепко закрылась в своей немоте, а бедному Бобке все время смешно – по поводу и без… Шурка понимает, что нужно во что бы то ни стало вернуть Таню, пусть даже с помощью Короля игрушек, – но какую цену он готов за это заплатить? «Волчье небо» – четвертая из пяти книг цикла «Ленинградские сказки».