Жребий вечности - [56]

Он хлопнул дверцей и пошел по движению машины, а Родль и Скорцени, не решаясь больше встречаться взглядами, очумело смотрели ему вслед.

– Где вы нашили этого гробокопателя, Родль? – едва слышно проговорил штурмбаннфюрер. – Где вы его, черт возьми, нашли?!

– В балтийской стае Деница.

– Кому пришло в голову перебрасывать моих агентов через океан на плавающем гробу этого кретина?

– Ему же, «фюреру подводных лодок» Деницу, – кому же еще? Он лично подбирал. По просьбе Кальтенбруннера.

– Но такой выбор следует расценивать как издевательство. Ни для кого не секрет, что Дениц давно терпеть не может Брауна, с его вечно недоделанными ракетами, справедливо считая, что они там, в своем Пенемюнде, сжигают на стартовых площадках те миллионы марок, которые фюрер должен был бы выделить для подводного флота.

Вместо ответа Родль повел подбородком, предупреждая, что к машине кто-то приближается. Это возвращался капитан-лейтенант Штанге.

– Только не вздумайте отказываться от моей субмарины, ссылаясь на мою бывшую профессию, – мило улыбнулся он, открыв дверцу со стороны обер-диверсанта рейха.

– Убирайтесь к черту, Штанге, – умоляющим голосом проговорил Скорцени.

– И никогда не ссорьтесь с гробовщиками, это страшная примета.

– Еще одно слово, и я пристрелю вас, Штанге. От субмарины мы не откажемся, только поведет ее другой командир. Другой, понимаете?

– Как это ни странно, – не обратил никакого внимания на его слова капитан-лейтенант, – гробовщики, если только они не нарушают известные им заповеди, – на удивление везучие люди и почти никогда не погибают, а умирают только своей смертью, без болезней и мучений, вполне умиротворенно.

– На вас эта традиция не распространяется, капитан-лейтенант, – ожесточенно повертел головой Родль, зная нрав своего шефа.

– Это высшие силы, – как ни в чем не бывало продолжил Штанге, – наделили нас такой привилегией, которую мой отец называл «могильной привилегией гробовщика».

Высказав все, что у него было на душе, капитан-лейтенант не стал дожидаться реакции эсэсовцев, а вежливо, почти с нежностью, прикрыл дверцу и спокойно, «умиротворенно», удалился.

«…Разве что позвонить Неземной Марии? – подумалось Скорцени. Очень уж ему не нравилась эта история с субмаринником-гробовщиком. После всего того, что ему пришлось наблюдать во время «сеанса с богами» в часовне крестоносцев и слышать из уст унтер-офицера Первой мировой, он становился суеверным. – Интересно, что бы она по этому поводу сказала?»

– А что, может быть, так оно и есть на самом деле, что именно гробовщики – самые везучие? – философски рассудил Родль. – Представляю, как спокойно и умиротворенно плавается морякам этой субмарины, знающим, что на капитанском мостике стоит лучший гробовщик Германии.

26

Войска Африканского корпуса Роммеля, как и другие потрепанные в боях и походах германские и итальянские части, уже не в состоянии были сдерживать натиск англичан и отходили к северному побережью Туниса, к заливу Хаммамета, к мысу Эт-Тиб, к руинам Карфагена.

– Мало того, что нас прижали к морским берегам, так здесь мы еще и окончательно потеряем своих союзников-итальяшек, – ворчал адъютант фельдмаршала полковник Герлиц, помогая командующему поудобнее расположиться в его новом кабинете, в примитивном по своей архитектуре дворце какого-то местного шейха, благоразумно сбежавшего в немыслимо спокойную, мирную Португалию.

– Ну почему же, итальянцы пока что сражаются, – возразил Роммель, внимательно осматривая свой походный письменный стол, который штабные тыловики так и возили по пустыне под усиленной охраной набитым всевозможными бумагами и с фронтовым дневником в верхнем правом ящике. – Воюют они, конечно, плохо, но чего стоило ожидать от итальянцев? По крайней мере, один полк итальянской пехоты в районе Кассерина нашими танкистами был замечен.

– Вот именно: замечен. Но сейчас итальянцы рвутся к мысу Эт-Тиб, омываемого Сицилийским – представляете, фельдмаршал, как это звучит для итальянца: Сицилийским! – проливом. И с восточной оконечности которого, как заверял меня вчера один полковник-итальяшка, в ясную погоду уже просматриваются берега итальянского острова Пантеллерии, откуда до самой Сицилии рукой подать.

– Я отдаю себе отчет в другом: как завидуют итальяшкам наши германские солдаты, – поворчал Роммель, усаживаясь, наконец, за стол, возле которого несколько минут топтался, словно не знал, с какой стороны к нему подступиться. – Как бы им хотелось, чтобы с высоты прибрежных скал открывался хоть какой-нибудь кусочек германской земли.

– Понятно, что воевать они здесь вообще не станут, – объяснил причину своего экскурса в «итальянские страдания» полковник Герлиц. – Они уже ностальгически поглядывают на местных рыбаков и пиратов, которые только и ждут, когда появится первая волна итальянских дезертиров, чтобы заняться морским извозом.

Хотя шейх бежал еще две недели назад, однако усадьба его на берегу залива оставалась под охраной местной полиции и наемников, а потому не просто сохранилась, но и не была разграблена. Давно привыкший к походному штабному шатру и к гамаку, Роммель теперь с какой-то смутной тревогой осматривал увешанные коврами стены бывшей гостиной шейхского дворца; набор старинных кальянов в специальной, из слоновьей кости сооруженной, кальяннице, и серебряный кофейный сервиз, покоящийся на роскошном столике-каталке.