Жребий окаянный. Браслет - [102]

Пока Валентин говорил, умелые руки проворных слуг покрыли стол зелеными квадратами тонких пластин. По пластинам заструилась извилистая голубая речка, а на речке появились деревянные мосты. Потом на плоскости появились холмы и возвышенности, несколько небольших деревень, рощицы и отдельно стоящие деревья. И наконец из ящиков стали извлекать фигурки воинов, окрашенных разноцветными красками, и выстраивать их по обе стороны реки.

– Я сам! – вдруг вскрикнул царь и выхватил ящик из рук ближайшего к нему слуги.

Но в планы Валентина не входило, чтобы царь, забыв обо всем, погрузился в игру в солдатики.

– Ваши предки, ваше величество, – промолвил он, выждав минут пять, – все были великими полководцами. Они одерживали великие победы, завоевав многие страны. Уверен, и вы продолжите эту традицию, а эта вещица поможет вам в этом. – Он мягко, но уверенно забрал ящик с солдатиками из рук царя. – Упакуйте все тщательно, – велел он слугам и тут же поманил к себе рукой опричников, до сих пор с интересом взиравших на происходящее. – Эй, вы! Подойдите сюда! Пятеро!

– Да! – крикнул вслед за ним царь. – Пятеро! Ко мне!

Когда опричники, спешившись, подошли, Иван, насупив брови, грозным голосом повелел им:

– Доставить ко мне в покои! И осторожнее! Кто уронит – руки поотрубаю! И охранять! Неотрывно! Не давать никому!

Опричники, нагруженные ящиками, вереницей двинулись к воротам, а Валентин, подобно змею-искусителю, зашептал царю в ухо:

– Любит ли ваше величество охоту? У меня для вас приготовлены презанятнейшие подарки.

– Люблю, конечно, – на едином выдохе произнес юный царь.

Представление продолжалось. Сначала Ивану Ивановичу были продемонстрированы самые лучшие в мире борзые, на глазах у всех догнавшие одного за другим пятерых матерых зайцев, потом настала очередь гепардов, шутя обогнавших лошадь, имевшую перед ними гандикап метров в двести. Следом пошло оружие, из которого поочередно стреляли царь, дон Альба и Силка и снова царь. Подарочные кони тоже прошли «на ура». Карета, правда, несмотря на богатую, искусную отделку и техническое совершенство, воспринята была едва ли не равнодушно (что поделаешь, мальчишка!). Валентин уже готовился извлечь, словно фокусник, своего рыже-полосатого джокера, как представление было прервано появлением самого Никиты Романовича в сопровождении казначея Фуникова и двух сотен опричников.

Валентин старательно не замечал процессию, выехавшую из ворот Александровской слободы, и оглянулся лишь тогда, когда за спиной прозвучал властный голос:

– Почему не едешь домой, твое величество? И что это за люди вкруг тебя?

«А папаша-то поумнее сынка будет, – мысленно усмехнувшись, подумал Валентин. – Прилюдно царя Ванькой хотя бы не величает».

– Кто это, ваше величество? И почему он смеет так властно с вами говорить? – зашептал он на ухо.

Царь скривился, как от кислого.

– А-а-а… Дядька мой, Никита Романович. Боярин. – Он повернулся к дядьке. – Я принимаю послов от Земства. Они подарки мне привезли… И деньги. – Тут взгляд царя упал на казначея. – Эй, Фуников, Никита Яковлевич, прими-ка мои деньги. Они вон у дороги, в сундуках. Да не путай их с опричными, это мои личные.

Как только царь переключился на казначея, Валентин поклонился царскому дядьке:

– Здрав будь, боярин Никита Романович. Послан я от Земства к царю с дарами и пожеланиями доброго здравствования ему и всей родне его. Зовусь я Михайла Митряев, купец Ярославской гильдии.

Никита Романович, в отличие от сына, нисколько не удивился, что в роли посла выступает купец. Его удивило скорее, что посол так молод.

– Уж не Мудра ли Митряева сын? – спросил он.

– Мудр мой отчим, – ответил Валентин, – но сейчас он за свои преступления отрешен судом от всех прав, и митряевский торговый дом вынужден был возглавить я.

После этих слов взгляд Никиты Романовича несколько потеплел, он только раскрыл рот, собираясь что-то сказать Валентину, как окрестности потряс громоподобный рев. Лошади при этих звуках словно взбесились. Никита Романович еле удержался в седле на шарахнувшейся в сторону лошади.

– Это он, тигра? – обрадовался царь, до появления дядьки с нетерпением ожидавший проанонсированный номер.

– Тигр, – поправил его Валентин.

Клетку, завешенную полотном и установленную на телегу, подкатили почти что к царю. Валентин кивнул, давая разрешение, завеса была сдернута с клетки, и во всем своем великолепии предстал красавец-тигр.

Один из слуг сквозь решетку принялся донимать его длинной палкой, на что зверь вновь ответил грозным рыком. Никита Романович, как человек предусмотрительный и осторожный, к тому времени уже успел спешиться и подойти к племяннику в тот самый момент, когда Валентин говорил ему:

– Примите, ваше величество, в дар этого могучего зверя.

Царь еще не успел издать ни звука, как Никита Романович прореагировал:

– А на что он надобен? Медведь хотя бы плясать умеет.

– Чуть позже, в соответствующей обстановке, и тигр продемонстрирует свое умение.

– А с медведем его стравить можно? – задал детски невинный вопрос царь.

– Можно, – разрешил Валентин.

– А на человека натравить? – зловещим тоном поинтересовался Никита Романович.