Жребий - [55]

Бузылев неожиданно закруглился и засеменил на свое место. Лоев сказал, мягко и по-дружески снисходительно:

— Константин Александрович сильно занаучил свое выступление и, конечно, перегнул палку. Он забыл, что у нас существует свобода вероисповеданий и свобода совести. Мы не можем запретить своим гражданам верить в то и не верить в это. Мы должны убедить их в правоте нашего мировоззрения. В том-то и особенность нашей системы, что она гуманна по существу своему. А насчет доказуемости или недоказуемости наличия Бога, Константин Александрович, так марксизм эту проблему уже давно решил. Поэтому не следует вводить людей лишний раз в заблуждение… Ну что? Прошу еще желающих.

Особо желающих что-то не обнаруживалось. Но хлеб перед партией надо было отрабатывать, и учителя нехотя потянулись выступать. Говорили о вещах совершенно обыденных и давно известных. Некоторые часто соскальзывали на формы сослагательного наклонения. Собрание становилось вялым. Лоев понял, что он, разгоряченный горкомовской накачкой, несколько поторопился с проведением собрания; люди оказались неподготовленными, а необходимой активности не получилось. Но все же человек шесть-семь выступило.

Уже была положена на стол заготовленная резолюция с использованием универсального глагола "усилить", как вдруг слово попросил директор. Зал затих. Тимофей Сергеевич спрятал тетради в портфель и невольно заволновался. Он почувствовал, что сейчас может произойти что-то чрезвычайное.

Ахриманов поднялся из-за стола и, прихрамывая, с бумагами в руках, степенно прошел к трибуне.

— Нет, товарищи, — сказал он, — не все у нас в коллективе так хорошо, далеко не все. Благодушие и разгильдяйство, граничащие с преступлением, — вот что отличает некоторых наших коллег. Поэтому я скорее согласен с оценкой Ивана Николаевича, чем с оценкой уважаемой Нинель Николаевны. Я прослушал внимательно ваши выступления. И что же я должен сказать? Кроме выступления Бузылева, которое, по существу, было путанным, но все-таки интересным, я не услышал ни одной боевой атеистической речи. А ведь в школе дела с антирелигиозной пропагандой обстоят очень неблагополучно. Факты? Пожалуйста. Не буду голословным. — Он обратился к лежащим перед ним бумагам. — Учительница биологии Страховская Тамара Ростиславовна… Тамара Ростиславовна, где вы? Я что-то вас не вижу…

— Здесь я, — сказала Страховская, приподнявшись со своего места.

— А, вот где вы! Очень хорошо, что вы здесь. Так вот, учительница биологии Страховская Тамара Ростиславовна 4 апреля сего года присутствовала на крещении некоего Романа Викторовича Пустового и зарегистрирована в церковном журнале как его крестная мать. Это данные горкома партии, товарищи.

— Ну и что? Подумаешь! — сказала Тамара Ростиславовна. — Кумой позвали…

— Что значить "позвали"?! — возмутился Ахриманов. — Вы же советский учитель! Да еще и биолог! А значит, — пропагандист марксистского мировоззрения.

— Причем здесь мировоззрение? — не унималась Тамара Ростиславовна. — Тысячу лет на Руси существует обычай крещения…

— Нет, товарищи, — продолжал Ахриманов, уже не слушая Страховскую и обращаясь собственно к аудитории, — такого безобразия мы терпеть не станем. Я лично по этому случаю буду еще с вами беседовать, Тамара Ростиславовна. И выводы воспоследуют самые жесткие, уверяю вас. Далее. Еще факт. Вы только внимательно послушайте. По достоверным сведениям, источник которых я здесь не хочу называть, не далее, как вчера, наш всеми уважаемый учитель Нетудыхин Тимофей Сергеевич был на вечернем богослужении в той же самой церкви, где Страховская принимала участие в обряде крещения. — Ахриманов сделал паузу и дал зашумевшему залу время освоиться со столь вопиющим фактом. Потом он спросил, упорно уставясь на Нетудыхина через весь зал: — Был, Тимофей Сергеевич, или информация эта ложная?

— Был, — ответил Нетудыхин спокойно. — И еще буду.

— Ну вот, полюбуйтесь! — сказал Ахриманов, обводя аудиторию взглядом и ища в ней поддержки.

— Дело в том, — сказал Тимофей Сергеевич, обращаясь тоже к аудитории, — что в этом учебном году я решил основательно познакомиться с христианством, в частности, с православием. Мы ведь не только не знаем в достаточном объеме обычаев и традиций своего народа, но и веры его. Все висит в абстракции, в воздухе, по книгам. "Мы все учились понемногу чему-нибудь и как-нибудь"… Вот я и пошел в церковь, чтобы увидеть, как же это все-таки происходит на деле.

— Ага, — сказал Ахриманов, несколько подрастерявшсь. — Таким, значит, образом. С такой, стало быть целью вы туда ходили. Очень похвально. Ну а, скажите мне, пожалуйста, известно ли вам, что в руководимом вами классе есть верующие учащиеся?

— Кто? — спросил Нетудыхин.

— Кто — это вам лучше положено знать. Но если вы не знаете, то я назову вам имя верующей ученицы: Даша Надлонок. И она не только верует, но еще и втихую сманивает других учеников в свою баптистскую секту. А вы тем временем занимаетесь изучением христианства, по церквам прохлаждаетесь, когда сектанты орудуют у вас под носом. Не парадокс ли это? Я сегодня, кстати, с ней беседовал. Так знаете, что она мне сказала? Верую и буду веровать — вот как! Это она мне заявляет, мне, прошедшему через кромешный ад Зла и глубоко убежденному атеисту! Так кого же мы здесь готовим, бойцов партии или служителей культа? Что вы на это скажите?