Жозефина. Письма Наполеона к Жозефине - [51]

Я просил тебя через Жюно выехать вместе с ним, чтобы приехать ко мне. Но теперь я прошу тебя выехать с Мюратом и ехать через Турин. Ты выиграешь две недели. Так я увижу тебя здесь на две недели раньше.

В Мондови и Тортоне для тебя готово жилье. Из Мондови ты сможешь ездить в Ниццу и Геную, а оттуда – по всей Италии, если это доставит тебе удовольствие.

Мое счастье в том, чтобы ты была счастлива, моя радость в том, чтобы ты была весела, мое удовольствие – в твоем удовольствии. Ни одну женщину не любили так преданно, пылко и нежно. Ни одна женщина еще не владела так полно ничьим сердцем, чтобы диктовать свои вкусы, склонности и желания.

Если для тебя всё иначе, я сожалею о своем ослеплении. Пусть оно будет на твоей совести. И если я тогда не умру от боли, мое сердце, раздавленное жизнью, уже не откроется более чувству удовольствия и нежности. Моя жизнь будет только физическое существование, ибо, потеряв твою любовь и твое сердце, я потеряю всё, чем может быть дорога и приятна жизнь.

Ах, тогда мне не жаль будет и умереть, и, может быть, мне посчастливится принять смерть на поле брани.

Как же ты хочешь, жизнь моя, чтобы я не был грустен? От тебя нет писем, я получаю их лишь раз в четыре дня. Тогда как если бы ты любила меня, то писала бы мне дважды в день. Но ведь тебе нужно с десяти утра щебетать с милыми гостями, а потом до часу ночи выслушивать вздор и глупости сотни хлыщей.

В странах, где сохранились приличные нравы, с десяти вечера все сидят по домам. В этих странах пишут своим мужьям, думают о них, живут ради них.

Прощай, Жозефина, ты чудовище, чувства которого я не в силах объяснить.

Я люблю тебя с каждым днем все сильнее. Разлука избавляет от неглубоких чувств, но укрепляет сильные.

Целую тебя в губы и в сердце. У тебя ведь никого нет, кроме меня, не так ли? И еще целую тебя в грудь.

Как счастлив Мюрат – он увидит тебя!

Ах, что, если ты не приедешь!!!

Привези с собой горничную, кухарку, кучера. У меня здесь есть для тебя упряжные лошади и прекрасная карета. Бери только личные вещи. Есть и столовое серебро, и фарфор.

Прощай, труды призывают меня.

Не могу отложить перо… Ах, если сегодня вечером я не получу твоего письма, я буду в отчаянии. Подумай обо мне хоть немного или же скажи с пренебрежением, что не любишь меня. И тогда я пойму, что недостоин сожаления.

Я написал тебе, что у брата есть от меня двести луидоров, которыми ты можешь распоряжаться. Две сотни луидоров посылаю тебе и с Мюратом, ты можешь воспользоваться ими при необходимости или употребить их на меблировку квартиры для меня. Если бы ты могла там повсюду развесить свои портреты!.. Но нет, портрет, который я храню в своем сердце, так прекрасен, что как бы ни были искусны художники, моего они не заменят.

Это будет такой счастливый день… тот день, когда ты переберешься через Альпы… Это будет самая прекрасная награда за мои труды и одержанные победы.

Н.Б.

Король Сардинии и Пьемонта – Виктор-Амадей III (1726–1796).

Царский дипломат Симолин доносил в Петербург, что благодаря соглашению 28 апреля французы «стали хозяевами всего Пьемонта и всей территории Генуи».

Жозефина показывала своим друзьям письма, которые получала от Наполеона. Поэту Арно она дала прочесть то, что привез Мюрат.

«Это письмо, которое она мне показала, носило в себе, как и все написанные им после отъезда письма, черты самой пламенной страсти. Жозефину забавляло это чувство, не лишенное ревности. Так и слышу, как она зачитывает один пассаж, в котором муж, казалось бы, отбрасывая беспокойство, явно снедавшее его, говорит ей: “Однако если это правда, бойся кинжала Отелло!” Так и слышу, как она произносит со своим креольским акцентом: “Этот Бонапарт такой забавный!”».

Жозефина ни за что на свете не хотела ехать к своему мужу. Чтобы избежать этого, требовалось оправдание. Жозефина решила, что такой помехой станет ее беременность.

13 мая 1796 года, из Лоди в Париж

Так, значит, ты в самом деле беременна. Мюрат написал мне об этом. Но он говорит, что ты из-за этого болеешь, и потому он не считает благоразумным пускаться в столь долгое путешествие.

Значит, я снова буду лишен счастья заключить тебя в свои объятия! Значит, еще многие месяцы я буду вдали от той, кого люблю!

Неужели я буду лишен счастья увидеть твой животик? Он должен сделать тебя интересной!

Ты пишешь мне, что очень изменилась. Твое письмо коротко, печально и написано дрожащей рукой. Что с тобой, мой любимый друг? Что может тебя тревожить? Не сиди дома, поезжай в центр. Постарайся развлечься. И верь, что нет мучений более страшных для моей души, чем мысли о том, что ты страдаешь и печалишься.

Я думал, что ревную, но, клянусь тебе, я больше не испытываю ничего подобного. Скорее я сам дал бы тебе любовника, чтобы ты не грустила. Будь же весела и довольна и знай, что мое счастье неотделимо от твоего. Если Жозефина несчастлива, если она предается печали и унынию, значит, она меня не любит.

Скоро ты дашь жизнь другому существу, которое будет любить тебя так же, как я… Но нет, это невозможно, но и не меньше, чем я.

Вместе с твоими детьми мы будем непрестанно убеждать тебя в нашей заботе и любви. Ты ведь не будешь злюкой, правда? Никаких сомнений!!! Разве что в шутку. Тогда можешь состроить две-три гримаски, – нет ничего милее. А потом всё уладит один маленький поцелуй.