Жозефина. Книга 2. Императрица, королева, герцогиня - [112]
Как бы там ни было, но, перечитывая соответствующие страницы «Войны и мира», мы теперь почти наверняка вспомним и Жозефину.
Коль скоро речь зашла о русской литературе, заглянем в другой знаменитый роман, на этот раз Достоевского. Герой «Идиота», генерал Иван Федорович Епанчин, расчувствовавшись, рассказывает князю Мышкину о том, что в оставленной русской армией и сожженной Москве, он, будучи тогда десятилетним мальчиком, встретился и познакомился с Наполеоном. Видя, как тот страдает от невзгод и одиночества, он советует ему написать письмо Жозефине. «Он сказал мне, — повествует генерал ошарашенному князю, — ты напомнил мне о третьем сердце, которое меня любит, благодарю тебя, мой друг!» Наполеон «тут же сел и написал то письмо Жозефине, с которым назавтра же был отправлен Констан».
Если мы хотим по возможности полно понять характер Жозефины, образ ее мыслей и поведения, мы должны обратиться к особенностям атмосферы эпохи, которые при поверхностном взгляде на них могут показаться почти парадоксальными. В самом деле: с одной стороны, характерный для периода Директории «разгул страстей», о котором уже упоминалось, продолжался и в годы Империи, а двор Наполеона, особенно тогда, когда самого императора не было в Париже, откровенным распутством почти не уступал временам Регентства. С другой стороны, в стиле жизни светского общества в конце XVIII — начале XIX в. было заметно то, что в литературе и искусстве позже получило название романтизма, та искусственная «возвышенность» мысли и речи, которая шла одновременно и от классического искусства и от обращения к «простой», «естественной» жизни, к природе, навеянного Руссо. Мало-мальски образованные люди в письмах друг другу весьма часто изъяснялись «возвышенным» и «красивым» слогом; не была в этом отношении исключением и переписка Наполеона с Жозефиной. «Я просыпаюсь, весь полон тобой. Твой портрет и воспоминания о вчерашнем упоительном вечере не дают покоя моим чувствам. Как вы действуете на мое сердце, нежная и несравненная Жозефина!.. Моя душа разрывается от боли, и для вашего друга нигде нет покоя». Это Писал человек, способный, по его собственному признанию, спокойно принести в жертву все той же «государственной необходимости» десятки тысяч людей, но таков был стиль времени.
Сделанный в 1805 г. Пьером Полем Прюдоном и ныне хранящийся в Лувре портрет Жозефины тоже овеян своеобразной романтической дымкой, которую, кстати сказать, не следует напрямую сближать с определенным направлением в литературе. На картине Прюдона Жозефина изображена сидящей в задумчивой меланхолической позе на скале под большим деревом, выписанным в манере, чем-то предвосхищающей пейзажи барбизонцев. На ней — белое платье, перевязанное по тогдашней моде высоко под грудью желтой лентой; особую ноту в пейзаж вносит красная ткань драпировки.
Совсем иначе показана Жозефина на самой, пожалуй, знаменитой картине Жана Луи Давида «Коронация Наполеона», выполненной в 1805–1807 гг. Так оказалось, что как бы организующим центром картины стал не Наполеон, собирающийся возложить корону на смиренно склоненную голову императрицы, а Жозефина. Художник с необыкновенным мастерством сумел передать великолепие и торжественность церемонии и вместе с тем очень точно воспроизвел на полотне портреты многих исторических персонажей. Помимо папы Пия VII, здесь легко узнаваемы, например, Талейран, Мюрат и другие маршалы, поддерживающие роскошный плащ Жозефины, графиня Ларошфуко и г-жа Лавалет, сам художник и даже мать Наполеона, в действительности не присутствовавшая на церемонии.
«Государственная необходимость», а точнее, желание Наполеона иметь прямого наследника привели императора, как мы знаем, к разводу с Жозефиной, которая после описанной многими историками трагикомической сцены окончательного объяснения между супругами удалилась в Мальмезон. Расположенную в 1 б км от Парижа усадьбу в небольшом селении на берегу Сены Жозефина приобрела еще в 1799 г. и постепенно расширяла ее за счет соседних участков земли. В 1904 г. небольшой дворец с окружающим его парком был передан его последним владельцем государству, учредившему здесь исторический музей. И сегодня любознательный турист может попасть сюда даже по протянувшейся от Парижа до Сен-Жермен-ан-Ле скоростной линии метро, но при этом утратит что-то от присутствующего в Мальмезоне очарования старины.
В парке сохранились старые деревья, в тени которых, быть может, когда-то сидела его хозяйка, и пруд, но плавающие в нем лебеди, надо думать, — не потомки тех гордых птиц, на которых «охотился» Наполеон. Да это и не важно. Зато в самом дворце сохранилось многое от того времени, когда им владела Жозефина. Вот зал Совета в виде шатра с вделанными в стену копьями, кабинет Наполеона с книгами его библиотеки; вот музыкальный салон с инструментами, принадлежавшими семье Жозефины, комната самой Жозефины, ее платья, туфли, веера, чепцы. Здесь в 1814 г. и умерла прекрасная креолка. На площадке лестницы, ведущей на второй этаж, — великолепный гобелен с изображением императрицы…
Проходя по обычно безлюдным комнатам дворца невольно задумываешься над удивительной судьбой женщины, имя которой когда-то было известно едва ли не каждому человеку в Европе. История Жозефины не кончилась вместе с ней. В 1824 г. умер ее сын Евгений Богарне, а в 1837 г. закончился земной путь ее дочери Гортензии. Могла ли Жозефина предполагать, что ее дочь даст жизнь будущему императору французов, известному под именем Наполеона III? Однако именно так распорядилась история.
Судьбу этой женщины нельзя назвать счастливой, хоть и была она королевой Франции. Ведь ей выпало жить в эпоху Религиозных войн; она была непосредстоенным свидетелем Варфоломеевской ночи и других кровавых событий, связанных с расколом католической церкви.Восхищенные современники восславили ее красоту и столь много рассказали о любовных увлечениях, что с тех пор на протяжении нескольких столетий писатели и поэты, а в наше время уже и кинематографисты неустанно обращаются к ставшей легендарной истории ее жизни.Книга Андре Кастело написана на основе только фактов и документов, так что читателю предоставляется редкая возможность познакомиться с подлинной биографией этого реального исторического персонажа, хотя, несомненно, узнав тайну Марго-королевы, мы все-таки никогда не сможем разгадать тайну Марго-женщины.
В ряду многих страниц, посвященных эпохе Наполеона, «Жозефина» Андре Кастело, бесспорно, явление примечательное. Прилежно изучив труды ученых, мемуары и письма современников и не отступая от исторических фактов, Андре Кастело увлекательно и во многом по-новому рассказывает о судьбе «несравненной Жозефины», «первой дамы Империи». Повествование первой части «Жозефины» (1964) — «Виконтесса, гражданка, генеральша» — начинается временем, «когда Жозефину звали Роза»: о том, что она станет императрицей, история еще не догадывалась.
В последние годы почти все публикации, посвященные Максиму Горькому, касаются политических аспектов его биографии. Некоторые решения, принятые писателем в последние годы его жизни: поддержка сталинской культурной политики или оправдание лагерей, которые он считал местом исправления для преступников, – радикальным образом повлияли на оценку его творчества. Для того чтобы понять причины неоднозначных решений, принятых писателем в конце жизни, необходимо еще раз рассмотреть его политическую биографию – от первых революционных кружков и участия в революции 1905 года до создания Каприйской школы.
Книга «Школа штурмующих небо» — это документальный очерк о пятидесятилетнем пути Ейского военного училища. Ее страницы прежде всего посвящены младшему поколению воинов-авиаторов и всем тем, кто любит небо. В ней рассказывается о том, как военные летные кадры совершенствуют свое мастерство, готовятся с достоинством и честью защищать любимую Родину, завоевания Великого Октября.
Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.
Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.
Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.
О Гертруде Зелле Мак-Леод, которая известна широкой публике под псевдонимом Мата Хари, мы знаем лишь три бесспорных факта: она жила, танцевала и умерла. Имя ее стало легендой XX века — «знаменитая шпионка и роковая обольстительница».Лейле Вертенбейкер удалось вернуть героине человеческие черты и объяснить ускользающее от определения бессмертие этого образа. Повествование, сотканное из страстей, предательства, клеветы, проникнуто сочувствием к героине и ведется от лица трех ее современников.
Она стала легендой еще при жизни — выдающаяся французская актриса, писательница, художница. Мемуары раскрывают перед читателями мир чувств этой великой женщины, но не обнажают ее душу — в своих воспоминаниях она остается актрисой. Она хотела, чтобы ее знали такой, и ей невозможно не поверить, настолько просто и естественно рассказывает она о своем детстве, о людях, с которыми сводила ее судьба, о театральных впечатлениях… Но по-прежнему, как в любых мемуарах, неуловимой остается грань между реальностью и субъективным ощущением действительных событий.