Жозеф Бальзамо. Том 2 - [195]

— О, наука! — прошептал граф. — Какие жертвы и сколь ничтожный результат!

И Бальзамо исчез.

По мере того как он удалялся, Андреа приходила в себя; она подняла тяжелую, словно налитую свинцом, голову и удивленно воззрилась на брата:

— Филипп, что здесь произошло?

Сдерживая душившие его рыдания и героически изобразив улыбку, Филипп ответил:

— Ничего, сестричка.

— Ничего?

— Совершенно ничего.

— А мне кажется, что я была не в себе и видела сон.

— Сон? Что же тебе снилось, милая Андреа?

— Мне снился доктор Луи!

— Андреа! — сжав руку сестры, вскричал Филипп. — Ты чиста, как первый утренний луч, но все здесь складывается против тебя, ты можешь быть обесчещена; на нашу с тобой долю выпало хранить страшную тайну. Я пойду к доктору Луи, чтобы он передал ее высочеству дофине: ты так тоскуешь по родному дому, что можешь поправиться, только живя в Таверне. И мы уедем, быть может, в Таверне, быть может, куда-нибудь еще, и будем жить вдали от всех, любя и утешая друг друга.

— Но, Филипп, — возразила Андреа, — разве я в самом деле так чиста, как ты говоришь?

— Милая Андреа, я тебе все объясню, а покамест приготовься к отъезду.

— А как же отец?

— Отец, — мрачно ответил Филипп, — это уж моя забота, я его подготовлю.

— Он поедет с нами?

— Нет, это невозможно. Повторяю: только мы с тобою, Андреа, только мы.

— Друг мой, мне страшно, ты меня пугаешь. Ах, Филипп, как я страдаю!

— С нами Господь, Андреа, — проговорил молодой человек, — смелее. Я отправлюсь за доктором, а ты не забудь: ты плохо чувствуешь себя вдали от Таверне, но скрывала это от ее высочества дофины. Держись, сестричка, держись, дело идет о нашей с тобой чести.

И не в силах более сдерживать свои чувства, Филипп горячо расцеловал сестру.

Затем он поднял шпагу, вложил ее в ножны и выбежал на лестницу.

Четверть часа спустя он уже стучался в дверь доктора Луи, который жил в Версале даже тогда, когда двор переезжал в Трианон.

149. САДИК ДОКТОРА ЛУИ

Доктор Луи, у дверей которого мы только что оставили Филиппа, прогуливался в крохотном саду, окруженном высокими стенами и составлявшем часть угодий бывшего монастыря урсулинок, который преобразовали в склад фуража для королевского драгунского полка.

Прогуливаясь, доктор Луи читал корректурные оттиски своей новой работы, которая вскоре должна была увидеть свет; время от времени он нагибался и срывал на дорожке или на расположенных по обеим ее сторонам клумбах какой-нибудь сорняк, претивший ему как человеку, любящему симметрию и порядок.

Домом доктора занималась единственная служанка, немного ворчливая, как это всегда свойственно прислуге у людей занятых и не любящих, чтобы их беспокоили.

Когда Филипп постучал бронзовым молотком в ворота, она подошла и приоткрыла их.

Однако молодой человек, вместо того чтобы вступить со служанкой в переговоры, оттолкнул ее и вошел. Взору его открылся сад, где разгуливал доктор.

Не обращая внимания на недовольство бдительной стражницы, он двинулся вперед.

Услыхав его шаги, доктор поднял голову.

— А, это вы, — промолвил он.

— Прошу извинить меня, господин доктор, за то, что я ворвался к вам и нарушил ваше уединение, но предсказанное вами случилось: вы мне нужны, и я пришел просить вашей помощи.

— Я обещал вам ее, сударь, и готов оказать, — ответил доктор.

Филипп поклонился; он был слишком смущен, чтобы самому начать разговор.

Доктор Луи понял его нерешительность.

— Как чувствует себя больная? — поинтересовался он, встревоженный бледностью Филиппа и опасаясь, что драма могла закончиться катастрофой.

— Очень хорошо, доктор, благодарю вас. Сестра моя — девушка столь достойная и порядочная, что Господь был бы несправедлив, если бы обрек ее на страдания и опасности.

Врач вопросительно посмотрел на Филиппа: ему показалось, что молодой человек продолжает, как и прежде, все отрицать.

— Значит, она оказалась жертвой чьего-либо обмана, чьих-то козней? — спросил он.

— Да, — доктор, она — жертва неслыханного обмана, жертва гнусных козней.

Врач всплеснул руками и возвел очи горе.

— Увы! — воскликнул он. — Мы живем в ужасные времена; я полагаю, что теперь появилась настоятельная необходимость во врачевателях для целых народов, как в свое время потребовались лекари для отдельных людей.

— Да, — согласился Филипп, — пусть такие врачи поскорее появятся, я больше всех на свете буду рад их приходу. Но пока…

И Филипп сделал угрожающий жест.

— Ах, сударь, — отозвался доктор, — я смотрю, вы из тех, кто видит возмездие за преступление в насилии и убийстве.

— Да, — невозмутимо согласился Филипп, — я — из тех.

— Дуэль, — вздохнул доктор. — Но она ведь не вернет честь вашей сестре, если вы убьете виновного, и повергнет ее в отчаяние, если убьют вас. Сударь, я полагал, что вы — человек здравомыслящий и рассудительный, и мне помнится, вы выражали желание, чтобы все осталось в тайне.

Филипп тронул врача за рукав.

— Сударь, — ответил он, — вы заблуждаетесь на мой счет. От своего я не отступлюсь, мое решение основано на твердых убеждениях и незапятнанной совести, я вовсе не желаю обречь сестру на несчастья и гибель, дав себя убить; я желаю отомстить за нее, убив негодяя.

— И вы, дворянин, способны лишить человека жизни, готовы совершить убийство?