Жозеф Бальзамо. Том 1 - [14]

Комната — назовем ее так — имела восемь футов в длину, шесть в ширину и столько же в высоту; напротив входа, кроме колб и реторт, несколько ближе к четвертой стене, свободной для входа и выхода, помещалась печь — с козырьком, мехами и колосниковой решеткой. Теперь на ней стоял раскаленный добела тигель с кипящей жидкостью, пар от которой выходил через трубу на крыше; этот таинственный пар и являлся предметом непрестанного изумления и любопытства прохожих всех стран, любого пола и возраста.

Среди склянок, коробок и книг, в живописном беспорядке разбросанных по полу, виднелись также медные щипцы, куски угля, мокнущие в каких-то растворах, чаша, наполовину налитая водой: с потолка на нитках свисали пучки трав — одни из них на взгляд казались свежими, другие, видимо, были собраны уже давно.

Внутри кареты стоял довольно сильный запах, который, не будь эта лаборатория столь странной, мог бы именоваться ароматом.

Когда путешественник вошел, старик, быстро и ловко подкатив свое кресло к печи, с тщательностью, достойной уважения, принялся снимать пену с кипящей в тигле жидкости. Когда появление спутника отвлекло старика от этого занятия, он правой рукой нахлобучил на уши бархатный когда-то черный колпак, из-под которого торчали кое-где пряди редких серебристых волос, и с необычным проворством вытащил из-под колесика кресла полу своего длинного шелкового, подбитого ватой халата, который после десятилетней носки превратился в бесцветную, бесформенную и кое-где рваную тряпку.

Настроение у старика было отвратительное: снимая с жидкости пену и поправляя халат, он не переставая ворчал:

— Вот окаянный зверь! Он, видите ли, испугался — а чего спрашивается? Трясет дверь, толкнул печь и пролил четверть моего эликсира в огонь. Во имя Всевышнего, Ашарат, брось ты это животное в первой же попавшейся нам пустыне.

— Прежде всего, учитель, — улыбнувшись, ответил путешественник, — пустыня нам больше не попадется, потому что мы уже во Франции, а потом, я никогда не решусь расстаться с конем, цена которому тысяча луидоров; да ему и вовсе нет цены — он ведь альборакской[24] породы.

— Тысяча луидоров, тысяча луидоров! Да я могу дать вам сколько угодно тысяч — луидоров или чего-либо другого. Ваша лошадь стоит мне уже больше миллиона, не считая того, что она отнимает дни от моей жизни.

— Бедняга Джерид опять что-нибудь натворил, а?

— Натворил! Не будь его, через несколько минут эликсир закипел бы весь, до последней капли. Правда, ни Зороастр, ни Парацельс[25] ничего по этому поводу не говорят, однако Борри[26] советует делать именно так.

— Но эликсир и так через несколько секунд закипит, дорогой учитель.

— Закипит, как же. Неужели вы не видите, Ашарат, что это проклятие какое-то: огонь гаснет, так как через трубу что-то льется.

— Я знаю, что это льется, — смеясь, отозвался ученик. — Это вода.

— Как вода? Пропал мой эликсир! Опять нужно все начинать заново — словно я могу позволить себе терять время попусту! Боже мой! — в отчаянии воздев руки к небу, вскричал старый ученый. — Что за вода? Откуда она, Ашарат?

— Чистая небесная вода, учитель. Разве вы не заметили, что дождь льет как из ведра?

— Я ничего не замечаю, когда работаю! Вода… Так вот оно что! Это в конце концов несносно, Ашарат, клянусь вам! Я ведь уже полгода прошу сделать над трубой колпак! Да какие полгода — год! А вы и ухом не ведете… Кому ж это делать, как не вам, раз вы так молоды! А к чему ведет ваше небрежение? Сегодня дождь, завтра ветер — и в результате все мои расчеты и опыты насмарку. А мне, клянусь Юпитером, нужно спешить: вам прекрасно известно, что конец мой близок и, если я не буду готов к этому дню, если не отыщу эликсир жизни — прощай мудрый ученый Альтотас! Сто лет мне исполнится тринадцатого июля, ровно в одиннадцать вечера; к этому времени эликсир должен быть доведен до совершенства.

— Но, как мне кажется, все идет превосходно, дорогой учитель, — возразил Ашарат.

— Да, я уже проделал опыты на впитывание, и к моей почти полностью парализованной руке вернулась гибкость. Потом, я выигрываю на времени, отведенном для еды, потому что ем теперь только раз в два-три дня, а в промежутках ложечка эликсира, пусть еще несовершенного, поддерживает мои силы. Подумать только: мне, судя по всему, осталось найти лишь одно растение, хотя бы листочек, — и эликсир будет готов! Быть может, мы уже сто, пятьсот, тысячу раз проходили мимо него, топтали копытами наших лошадей, переезжали колесами нашей кареты. Об этом растении, Ашарат, говорил еще Плиний, но ученые до сих пор так его и не нашли или, точнее, не заметили, ведь ничто не исчезает бесследно. Послушайте-ка, нужно, чтобы вы спросили его название у Лоренцы во время ее очередного озарения, ладно?

— Хорошо, учитель, не беспокойтесь, спрошу.

— А пока, — глубоко вздохнув, проговорил ученый, — у меня нет эликсира, а мне ведь надо три с половиной месяца, чтобы довести его до того состояния, в каком он был сегодня, и вы это знаете. Берегитесь, Ашарат, в день моей смерти вы потеряете не меньше, чем я… Но что за шум? От колес, что ли?

— Нет, учитель, это гром.