Жорж - [2]

Пойдемте же! Если воздушные путешествия пугают вас не больше, чем морские, ухватитесь, подобно новому Клеофасу, за край моего плаща, и я перенесу вас на перевернутый конус Питербоота, самой высокой горы на острове после пика Черной реки. Когда мы окажемся там, мы посмотрим во все стороны: направо, потом налево, вперед и назад, вниз и вверх.

Над нами вы видите небо, всегда чистое, усеянное звездами, как лазурная скатерть, где бог своей поступью поднимает золотую пыль, любая пылинка которой являет собой целый мир.

Перед нами — весь остров, он расстилается у наших ног, как географическая карта в сто сорок пять лье в окружности со своими шестьюдесятью речками, которые кажутся отсюда серебряными нитями, привязывающими море к берегам острова, и тринадцатью горами, украшенными лианами и пальмами. Среди всех речек обратите внимание на водопады Редюи и Ла Фонтан, которые из глубины лесов, где они зарождаются, устремляют свои потоки и со страшным шумом, подобным грохоту бури, несутся на встречу с морем, которое ждет их и, спокойное или бушующее, отвечает на их вечный вызов то презрением, то гневом: победители соревнуются, кто совершит на земле больше опустошений и создаст больше грохота. Потом, после этой картины обманутого тщеславия, полюбуйтесь Черной рекой, спокойно катящей живительные воды; она отдает свое славное имя всему, что ее окружает, доказывая тем самым победу мудрости над силой и спокойствия над гневом. Среди всех этих гор вы увидите еще мрачный Брабант — гигантский часовой, стоящий на северной оконечности острова, чтобы защищать его от внезапных нападений врага и от яростных волн океана. Посмотрите на Тройной Пик, у подножия которого протекают реки Тамарэн и Рампар, как будто индийская Исида захотела во всем оправдать свое имя. Наконец, посмотрите на Пус, самый величественный пик острова после Питербоота, на вершине которого мы с вами находимся. Пус как будто поднимает к небу палец, чтобы показать хозяину и его рабам, что над ними есть судия, который рассудит их дела по справедливости.

Перед нами Порт-Луи, бывший Порт-Наполеон, столица острова с многочисленными деревянными домами, с двумя ручьями, которые после каждой грозы превращаются в потоки, с островом Бочаров, защищающим подступы к городу с его пестрым населением; последнее, кажется, состоит из представителей всех народов мира, начиная с ленивого креола, который, если ему нужно перейти на другую сторону улицы, заставляет нести себя в паланкине, а говорить для него так утомительно, что он приучил своих рабов повиноваться жестам, и до негров, которых утром ведут на работу, погоняя кнутом, а вечером тот же кнут возвращает их домой. Между этими двумя крайними ступенями социальной лестницы вы видите ласкаров , одетых в зеленое и красное, — вы их отличите по тюрбанам исключительно тех же цветов и по бронзовым лицам, являющим смесь малайского и малабарского типов. Посмотрите на негра Иолофа, высокого и красивого уроженца Сенегалии, черного, как агат, с глазами, горящими, как рубины, с белыми, словно жемчуг, зубами. Маленький китаец с плоской грудью и широкими плечами, с голым черепом и висячими усами; никто не понимает, что он говорит, и все же все с ним общаются, потому что китаец продает любые товары, знает все ремесла и все профессии; потому что китаец — это еврей колоний.

Малайцы, медного цвета, маленькие, мстительные, хитрые, всегда забывают благодеяние и вечно помнят обиду, как цыгане; они продают такие вещи, о которых у них спрашивают только вполголоса. Мозамбикцы, кроткие, добрые и глупые, их уважают лишь за их физическую силу. Мальгаши, хитрые, изворотливые, с оливковым цветом лица, с широким носом и тонкими губами, отличаются от негров-сенегальцев красноватым оттенком кожи. Намакейцы, высокие, стройные, ловкие и гордые, с детства приученные к охоте на тигров и слонов, изумляются, что их перевезли на землю, где нет чудовищ, с которыми надо бороться. Наконец, среди всех этих народностей — английский офицер из островного гарнизона или служащий в порту; офицер в красном жилете с круглым вырезом, с кивером в форме фуражки и в белых штанах; английский офицер, который с высоты своего величия смотрит на креолов и мулатов, на хозяев и рабов, на колонистов и туземцев, говорит только о Лондоне, хвалит только Англию и уважает лишь самого себя.

За нами Большой порт, бывший Имперский порт, когда-то построенный голландцами, но покинутый ими, потому что ветер там всегда дует с моря к острову, и тот же бриг, который гонит корабли в этот порт, мешает им из него выйти. Поэтому порт развалился и превратился в поселок, где дома понемногу поднимаются из развалин, теперь это маленькая бухта, где шхуна ищет укрытия от абордажа пиратов, вокруг нее горы, покрытые лесами, где раб спасается от тирании хозяина. Потом.., переведя взгляд поближе, мы различим почти у нас под ногами, на внешней стороне гор, окружающих порт, Моку, благоухающую алоэ, гранатами, смородиной. Местность Мока — такая свежая, что она, кажется, вечером снимает сокровища своего убора, чтобы на заре вновь украситься ими; Мока, которая наряжается каждое утро так же, как другие наряжаются к празднику; Мока — сад острова, названный нами садом мира.