Жорж Дунаев - [9]

- Анна исчезла – Тала не отрывается от готовки:

- Да, я слышал. Такое случается на болоте. Особенно если ты ходишь по болоту не совсем в сознании – я хмыкаю:

- От нее остался ботинок. Перед тем как исчезнуть, она зачем-то сняла один ботинок. Это странно – Тала продолжает невозмутимо помешивать варево:

- Что ты хочешь от наркоманов? Мало ли что может взбрести в голову, когда ты не в совсем ясном уме.

Я снова хмыкаю. Затем мы ужинаем овощным рагу, раскуриваем сборы болотных трав и ведем неспешную беседу о демонах и стали. Сэм так и не приходит в сознание. Когда совсем темнеет, я на всякий случай перетаскиваю его к себе под бок и засыпаю.

Снова снятся карлики. Десятки, сотни глумливо скалящихся карликов, обступивших столб с привязанным к нему человеком. Лица привязанного не видно, в свете костров я замечаю лишь его обнаженный торс с продетыми сквозь кожу металлическими нитями. Другими концами нити прикреплены к деревянной палке, образуя некое подобие музыкального инструмента. Один из карликов подходит к инструменту и проводит по струнам маленькими кривыми пальцами. Он ударяет по струнам раз за разом, извлекая на свет уродливое подобие музыки. Человек у столба корчится и кричит от боли, карлы смеются и подхихикивают. Затем карл достает железный прут, калит его на огне и начинает чертить на коже пленника ломаные буквы давно забытого алфавита. Вой пленника перемешивается с торжествующими воплями уродцев. Измученного и обессилевшего человека отвязывают от столба и грузят в лодочку, отплывающую в болото. Тотчас же от берега отчаливают десятки других лодочек, на каждой из которых горит по огню. В центральной лодке во весь рост стоит Тала и снова читает ту же самую нечестивую молитву. Когда он начинает размахивать идолом, вопящего от ужаса человека скидывают в болото, мгновенно засасывающее несчастного. Я просыпаюсь от ощущения странной пустоты. В потемках шарю рукой – слева сырая земля, справа сырая земля, сзади и спереди тоже сырая земля. А где Сэм?

- Где Сэм? Где этот гребаный Сэм? – я истерично трясу апатичного Талу за грудки.

- Разве я сторож брату своему? – кажется, его ничто не может вывести из себя.

- Разве я похож на твою маму? Я епт похож на твою мать? Отвечай! – я ору ему прямо в лицо.

- Нет, ты не похож на мою мать.

- Поэтому. Епт. Немедленно. Отвечай. Что стало с Сэмом и Анной. Иначе я задушу тебя вот этим вот сраным пучком сраной травы! – я хватаю пучок травы и подношу его ко рту Талы. На моем лице загорается неоновая вывеска «СЕРЬЕЗЕН, КАК ИНФАРКТ!». Тала прокашливается:

- Видишь ли, Жорж, это были лишние люди…

- Лишних людей не бывает, бывают лишние идеи. Что ты имеешь ввиду?

- Они – мусор. В них не было ни капли Божественного, они были лишь говорящей глиной, ходячими големами. И их забрал Спящий. Спящий в Городе. Ты другой, Жорж. Как я. Ты можешь видеть то, что вижу я, ты можешь понимать то, что понимаю я. Моих знаний не хватает для дальнейшей работы по расшифровке, мне нужен помощник. И Спящий призвал тебя. Ты станешь моим духовным братом, я буду твоим наставником и учителем. Вместе мы расшифруем письмена Города и тайну Спящего, а затем покорим силу Спящего и вернем планету нам.

- Кому это «нам»? – я нехорошо прищуриваюсь.

- Мне. И моему роду. Древнему роду, варварски изгнанному людьми – глаза Талы сверкают. Я передергиваюсь:

- Дебильный бред идиота, сошедшего с ума от болотных испарений. Настолько гребаный настолько бред, что я бы даже посмотрел на колонны карликов, бросающихся против берсеркеров Полярных Псов.

- Ты не понимаешь силу Спящего! Ты не понимаешь, насколько велико и могущественно это существо! – голос Талы срывается на крик.

- Да-да-да, кури побольше трав. Я ухожу.

- Куда? В джунгли? Не протянешь и дня. На дороги? Будешь пойман через час. Твой единственный шанс – остаться тут и принять свою судьбу.

- Моя судьба – это ряды бутиков на Торговой Улице Столицы, а не жизнь отшельника в гнилой хижине. Я остаюсь, но если ты хотя бы попытаешься дернуться – я тебя убью самым жестоким из известных мне способов.

Тала довольно кивает и погружается обратно в чтение. Я роюсь в оставшихся от наркоманов вещах, ища стимуляторы, и провожу день в чтении сводок с фронтов (Псами захвачены еще две планеты, в Федерации объявлен высший уровень угрозы, развернута массовая призывная кампания, заводы переводятся на военные нужды) и составлении Адской Стимуляторной Смеси. Что-то глубоко под сердцем мне говорит, что в эту ночь совсем не удастся поспать. Темнеет. Я закидываюсь смесью и превращаюсь в сжатую пружину. Спящий, Смотрящий или там моя бывшая теща – я готов к драке с любым врагом.

Через час Тала прекращает чтение и выходит на берег болота с идолом в руках. Замирает, смотрит куда-то в темноту и издает нечеловеческий, леденящий душу крик. Я хочу подкрасться к нему и вырубить одним ударом, но крик приковывает меня к земле и все, что я могу – это тихо шептать сквозь зубы «Заткнись, сволочь, заткнись!». Тала кричит второй раз и снова замирает. На третий его крик со стороны болота раздаются ответные вопли. Десятки, сотни воплей, кажется, что вопит каждая кочка, каждый куст, каждая многоножка. Затем появляются они. Лодочки. Десятки, сотни лодочек, все с огнями на носах. Лодочки останавливаются напротив Талы, образуя гигантский огненный полукруг. Тала поднимает над головой идола и начинает читать молитву из моего сна. Каждые тридцать секунд чтения он гортанно вопит и с лодочек вопят в ответ. Пастырь и паства, забытое племя джунглей, пытающееся вернуть свою силу архаичными ритуалами. Я по-прежнему сижу на земле, не в силах оторваться от зрелища. Тала заканчивает молитву гортанным криком, с лодок беспрерывно кричат в ответ, кричат так громко и мощно, что я не выдерживаю и затыкаю уши руками. Тала делает знак рукой и все стихает.