Жопа - [16]

— Эй, а где здесь общественный туалет?

Почему-то эти слова вызвали у всех, включая Нику, припадок истерического смеха.

— Туалет с другой стороны, — давясь смехом, ответил Сталкер, — а здесь — похоронная контора.

— Я ссать хочу, — объявил мужик.

— Тебе же сказали — вали отсюда, иначе охрану позовём. И ширинку застегни.

Мужик ушёл.

— И чего мы радуемся, идиоты? — спросил Федя, когда смех, наконец, иссяк. — Ладно, его хоть чуть раньше не принесло!

— Скажи ещё спасибо, что он кривой, как сабля. И, вообще, двери-то запирать надо!

— Когда я пришёл, она уже открытой была!

— Так сходи и закрой, чем языком трепать! И давайте, что ли, сядем, покурим.

… — Володька, а ведь у Юрки с Любкой — дети, — забеспокоился Федя, тщетно разыскивая брошенные очки. — Они-то теперь как?

— Там ещё какая-то тётка есть. А, если что, так у нас государство доброе. Накормит-оденет, выучит на слесарей, на дворников или на воров. Пропасть не даст. Меня вот тревожит, что Юрку искать начнут.

— Здесь его искать не будут. Он ведь никому не говорил, что «порнухой» занимается — стеснялся. Любка вообще думала, будто он до сих пор на киностудии ишачит — снимает «документалки» про ветеранов. Да куда ж я очки-то девал?

— Вон там они, на видике, — сказала Ника и безо всякого перехода произнесла:

— Отпустите меня. Это я во всём виновата.

— Ну, конечно! — Сталкер по привычке забегал из угла в угол. — Исступлённое чувство вины на фоне маниакально-депрессивного психоза! Ни в чём ты не виновата, а насчёт «отпустите» — так тебя с твоей поехавшей крышей на полметра отпускать нельзя. Вот фильм закончим — крышу я тебе починю. Утащу автостопом на юг, или, лучше, в наши леса. Я такие места знаю — обалдеешь! Крыша сразу на другую сторону съедет.

— А я вернусь в журналистку, — сказал Федя, напяливая очки. — Достало меня высокое порноискусство. Побаловался — и хватит.

— Ты прав. Доснимем — и уйдем со студии. Я, к тому же, план романа набрасывать начал. Денег, конечно, литераторством много не заработаешь, зато реализация полнее. И спокойнее. Ника, а ты чем займёшься?

Та пожала плечами.

— Слушай, у меня есть идея. Поехали со мной в деревню — я тут объявление видел, в Гниловке домик почти даром отдают. Ты будешь хозяйство вести, а я — колоть дрова и стучать на машинке. Ты как?

Ника снова ограничилась пожатием плеч.

— Это что, предложение руки и сердца? — засмеялся Федя.

— Ну, не то, чтобы, но… А, если наскучит, — продолжал Сталкер, — придумаем очередную безумную авантюру. Займёмся шоу-бизнесом или раскачаемся на маленькое рекламное агентство — будем рекламировать лифчики и шампуни от перхоти. Тихо, мирно и без нелегалки.

— Ну, ты и размечтался, Манилов, — хмыкнул Федя. — В этой стране — и без нелегалки? Разоришься!

— Вот уж и помечтать не дадут, — усмехнулся Сталкер. — В нашем возрасте начинает порой хотеться тишины и комфорта.

— Пенсионер нашелся!

— А что, с такой жизнью год за два идет. А то и за три.

— Володька, давай, правда, «Жопу» подсократим? Она и так здоровенная получается!

— Давай. Я как раз кое-что переделывать стал, когда Юрка вломился. Сегодня, конечно, какие, к чертям, съёмки, но к завтрашнему дню, я думаю, мы все придём в норму. Так что, можешь вызывать на завтра Студента.

8

Привести себя в норму оказалось совсем не просто. В голову вместо сценария лезла всякая чушь. Сталкер выключил «Едрень» и спросил:

— Ника, за что ты так ненавидишь отца?

К его удивлению, Ника ответила, но её ответ ничего не прояснил, напротив — ещё больше запутал:

— Из-за этого ублюдка повесилась мать.

И она снова ушла в себя. Вообще, как заметил Сталкер, Ника избегала разговоров о своей достудийной жизни, предпочитая оставаться вещью в себе и человеком без прошлого. В этом она не была исключением — никто из студийщиков, кроме покойного Юрки, не любил рассказывать о себе. По сути, они почти ничего не знали друг о друге, да и не стремились узнать.

«Все мы — люди без прошлого», — подумал Сталкер, — «и единственный персонаж среди нас, имеющий прошлое — это Подвал».

— Среди нас он, похоже, самый живой, — неожиданно для себя вслух сказал он, и его мозг немедленно оккупировали причудливые и неприятные ассоциации. Сталкер вспомнил, что замысел «Жопы» пришёл к нему почти сразу после подвальной «исследовательской экспедиции», и сейчас у него возникло странное чувство, будто бы он тогда, помимо ножа, противогаза и чайника, прихватил ещё один трофей, менее материальный, который ему лучше было б не брать. И вслед за этим странным чувством Сталкера посетила совершенно шизофреническая мысль. Она подкрадывалась, извивалась, клубилась, никак не могла оформиться в слова, а когда оформилась, то стала выглядеть так — может быть, «Жопу» придумал отнюдь не он, а придумал её Подвал, и всё ради того, чтобы он, Сталкер, кормил Подвал трупами? Сталкер поймал себя на том, что начинает отождествлять Подвал с каким-то огромным, зловещим и коварным существом, обладающим колоссальной властью над людьми. А это означало, что его крыша, отдав якоря, стремительно уносится в голубую даль.

«Так и шизануться недолго», — подумал Сталкер и попытался возобновить разговор с Никой, в результате чего узнал две приятных новости — во-первых, что он — зануда, и, во-вторых, что ему не вредно совершить экскурсию в некую часть тела, давшую название фильму. Разговор определённо не клеился, и Сталкер, вздохнув, отправился сотворять чифир.