Жонглёр и мадонна - [2]

Страшно хотелось работать.

Он уже направился было в гримерку, но вспомнил, что нужно довести до конца одно важное дело.

Лицо его мгновенно приняло обычное недовольное выражение. Мало того, что всякие бытовые заморочки раздражали Ивана, так он еще терпеть не мог выступать в роли просителя.

Выключив Мэгги, Иван кивнул вахтерше и направился к кабинету главрежа.

Главреж был в кабинете один. Он с кем-то весело и громко говорил по телефону, правой рукой держа трубку, а записывая почему-то вкривь и вкось левой.

Поздоровавшись, но не получив приглашения сесть, Иван демонстративно остался стоять, даже не делая вида, что разглядывает от скуки фотографии на стенах.

- Помню, все помню! - вдруг радостно сообщил ему главреж, прикрыв трубку ладонью. - Завтра же уладим!

Из чего Иван понял, что о нем в очередной раз забыли.

- Если сегодня же не будет вызван художник, я вечером не работаю, спокойно заявил Иван.

- Тогда, голубчик, инспектор манежа попросту напишет на тебя докладную... - начал было главреж с благодушной улыбкой, но тут же и осекся - такой пристальный и тяжелый взгляд ощутил на себе.

- Я не по пьяной лавочке костюм порвал, - только и сказал Иван, гася свой испытанный в неурядицах взгляд.

Выглядел-то он не очень внушительно - высокий, тонкий, да еще на виске светился багровый, рваный, плохо заживающий и не поддающийся никакому гриму шрам. Сознавая это, Иван выучился внушать к себе почтение подчеркнутой немногословностью и сурово-уверенной повадкой. Впрочем, сам он, будучи артистом, всегда хорошо знал, когда переигрывает.

- Постой, - сказал, подумав, главреж. - Ты две минуты можешь подождать?

И, быстренько свернув разговор, стал накручивать диск.

- Але? Позовите Майю! - и, услышав ответ, он разулыбался. - Это ты? Не узнал, разбогатеешь! Нет, действительно разбогатеешь, нужен срочно эскиз мужского костюма! Приходи смотреть номер...

Иван, прислонясь к шкафу, слушал совершенно бесконечный режиссерский монолог, понемногу проникаясь злостью. Не только на безалаберного главрежа, конечно, а еще и на осветителей, с которыми сегодня предстояла очередная разборка. При этом он морщился, потому что резьба шкафа неприятно задела шрамы на спине. Да и этот, на физиономии, - тоже не Бог весть какое приобретение, всю жизнь его теперь замазывай... Иван даже с каким-то удовлетворением нагнетал дурное настроение перед встречей с осветителями, и вдруг еле сдержал улыбку - а ведь опять он вытворил такое, чего никто другой сделать не смог!

Но, поскольку улыбка у Ивана была быстрая и нервная, главреж вполне мог принять ее за легкую гримаску боли.

- Договорился! - сказал главреж так, будто покорил Эверест. - Сегодня после представления к тебе придет художница. Разбирайся с ней сам, а мы по эскизу за три дня сварганим тебе новый костюм.

- Спасибо, - быстро сказал Иван, не ожидая подробностей - Хочется верить, что так и будет. До свидания.

С тем и вышел.

Проходя мимо старенькой вахтерши, он стремительно поздоровался и ускорил шаг, но она окликнула его и звала до тех пор, пока он, поморщившись, не вернулся к ее окошку. Время-то поджимало, все одиночники уже вышли на манеж, страшно хотелось работать.

- Ты что о Леночке не спросишь? - напустилась на него вахтерша. Тебе не интересно, что врачи говорят? Ни разу не позвонишь, не зайдешь...

- И без меня найдется, кому звонить, - объяснил Иван. - Полон коллектив женщин, они любят в больницу с передачами бегать.

И собрался удирать, но вахтерша опять высунула в окошко голову, повязанную поверх теплого платка кокетливой газовой косынкой.

- Стой, тебе говорят! - сердито сказала она. - Я вчера тебя смотрела.

- Ну и как? - с торопливой вежливостью спросил Иван.

- Мельчишь! Набросал, набросал своих корючек, опомниться зрителю не даешь, новые корючки лепишь. Вот Кисс в манеже был - король! Знал себе цену. Не суетился...

- Спасибо, Софья Леонидовна, - ошарашенно поблагодарил Иван. Насчет корючек все было, пожалуй, справедливо. Он и сам чувствовал, что в номере накопилась всякая дребедень и беготня. Но словечко "мельчишь" ему очень не понравилось - чем бы он такого заслужил?

Буквально из воздуха возник у проходной черноусый человек и хлопнул Ивана по плечу.

- Вах! Шайтан! - с неподдельным изумлением в голосе приветствовал его Иван. Причем изумление было отработано почти по Станиславскому.

Странное дело - хватило одного осетина в коллективе, чтобы все, включая малых детей, заговорили с отчаянным кавказским акцентом. Это была очередная маленькая мода замкнутой группы людей, и даже стойкий к таким поветриям Иван ей поддался.

Осетин Гриша, уже с природным акцентом, пожаловался на гнедого ахалтекинца Абджара, на ушедшего в запой конюха Тетерина, еще на сквозняки, и ушел. Он репетировал с джигитами рано, сразу же после николаевских тигров, и уже освободился.

В гримерке Иван натянул древнее тренировочное трико, открыл чемодан и про себя поздоровался с красными мячами, а с одним - особо.

Давным-давно, когда Иван переделывал номер, ему изготовили новенький реквизит. Но один из мячей первым делом потерял опоясывающую его серебряную полоску, остался только маленький хвостик. Ивану стало жаль беднягу. Полоску он навел серебряной краской, прозвал обиженный мяч Хвостиком и специально для него ввел в комбинацию новое начало, где Хвостик исполнял соло на локтях Ивана. Потом Иван решил, что Хвостик приносит удачу, и самые сложные трюки начинал с него.