Жизнеописание Льва - [7]

— Вовкааааа! — Катя переходит на шепот. — Там знаешь чего?

— Ребята! Эй, вы где?

Константин появляется из-за дома, с той стороны.

— Здрасте, дядя Костя! У вас лото есть?

«Tombe la neige, — поет Татьяна. — Tu ne viendra pas se soir», — сокрушается она.

Они сделали круг и опять вышли на свою улицу.

Навстречу Константину с ребятами.

Вова несет мешочек с лотошными бочонками, Катя — прямоугольные картонки с цифрами, Константин — сигарету с красным светящимся кончиком. Татьяна одергивает кофту.

— Ну, всё! — говорит Константин. — Не заблудитесь?

— Ну конечно! — иронично и взросло говорит Катя.

Они бегут к своей даче.

— Бочонки не растеряйте! — кричит Константин вслед.

— Мы аккуратно! — кричат в ответ.

— Здравствуйте, Костя! — с изменившимся лицом говорит Татьяна.

Ах, вот оно что! Но нет, невозможно. Не только из-за рыжей Светланы. Даже если бы ее не было. Просто вот это вот всё: немного мышь, очки, фортепиано, французский и такая же, как у Левы, общая пельменность внешнего вида (или, вернее, у Левы — такая же, как у мамы) — это точно не для Константина. Да и правду сказать, Катя и то кокетничает удачнее.

— Здравствуйте, Таня! Вечерняя прогулка?

— Да вот вышла на мир посмотреть, себя показать… Лева, далеко не уходи!

— Вы какое-то странное время выбрали, Таня, себя показывать! Нет же никого.

— Ну… вот встретила вас.

— И все былое?

Пауза.

— Да, темновато тут у нас.

— Зато романтично.

А Лева пошел за ребятами на их дачу, а они заметили и спрятались в крыжовенных кустах. Он видит сдавленное копошение, но понимает, что по каким-то неизвестным ему правилам не должен его видеть. А еще Катя и Вова — его друзья, и они не могут от него прятаться — это ведь довольно странно. Если бы они хотя бы играли в прятки. Но они ведь не играют. Не играют? Нет, точно не играют. Он не считал с закрытыми глазами.

— Ау, — говорит повествовательно Лева, глядя в кусты.

Катя шепотом смеется, Вова зажимает ей рот.

— Ау! — опять говорит он кустам.

— Лева! — зовет его издалека мама грустно и раздраженно.

Des yeux qui font baisser les miens,

Un rire qui se perd sur sa bouche —

Voilа le portrait sans retouche

De l’homme auquel j’appartiens.

В центре стола — копейки, двушки, пятачки и даже один гривенник. Мешок с бочонками у бабушки Лары.

— Восемнадцать! — говорит она. — Пять. Одиннадцать, барабанные палочки.

— Почему? — спрашивает Катя.

— Потому что похоже, — отвечает Вова.

— На что?

Вова демонстративно вздыхает и смотрит на отца, ища сочувствия.

— На барабанные палочки, дочуш. Число одиннадцать похоже на барабанные палочки.

— А-а-а…

— Тридцать два!

— А тридцать два на что похоже?

— Ни на что.

Катя задумывается.

— Смотри, — оживляется Вова, — ну смотри, ты опять всё пропустила. Вот же у тебя еще два раза одиннадцать — вон и вон. И вот тридцать два. Чем ты смотришь, корявая!

— Это что за слова такие?! — угрожающе говорит бабка.

— А ты дурак! — подумав, отзывается Катя.

Она сползает со стула ниже, пытаясь пнуть Вову под столом, но не достает. Анатолий встает, берет Катю под мышки и сажает нормально.

— Семьдесят семь! — объявляет бабушка. — Семен Семеныч!

— А Василь Василич бывает? — спрашивает Катя и тут же перебивает себя: — Ой, пап, а знаешь чего? У дяди Кости зонтик, как у мамы! Отстань, дурак! — говорит она Вове, который заволновался и тоже рыщет ногой под столом. — Мы когда за лото ходили, я видела. Я думала, это мамин, а Вова сказал, что просто такой же, похожий!

— Он даже и не слишком похожий! Тебе вообще показалось! А когда кажется, креститься надо! — Вова сползает ниже, и нога его достигает цели.

— Ну, ты! — Катя выворачивает нижнюю губу, демонстрируя готовность заплакать. — Пап, скажи ему, чего он!..

Бабка откладывает в сторону мешочек с бочонками и смотрит на Анатолия.

— Я сама видела! Он его сушил открытый! Мама тоже так всегда сушит! И одна спица сломана!

Анатолий внимательно выискивает у себя на карточке какую-то цифру.

— Пап, не слушай, она всегда придумывает! — говорит Вова. — Ты тупая, все так зонтики сушат!

— У нашего друга доктора женский зонтик, надо же… — сама себе говорит Лариса Витальевна и — руку в мешок. — Тридцать пять.

— Всякое бывает, — отзывается Анатолий, не отрывая взгляда от карточки.

— Бывает, бывает… Семь.

— Ну, па-а-а-а-а…

— Ты, Анатолий, все-таки…

— Что я?

— Ничего! Пятнадцать! Двадцать девять! Три!

Никого нет на темной улице с оранжевыми фонарными кругами. Лужи то мерцают звездами, то затягиваются невидимыми тучами. Глубокие тени лежат в выщерблинах дороги. В глубине участков всё меньше освещенных окон. Некому увидеть, как дверь заброшенной дачи открывается и на пороге появляется маленький худой мужчина, юркий, как ящерица, готовый мгновенно отпрыгнуть, скрыться, затаиться в черном пространстве дома.

На редкость бездарный день

Анатолий работал старшим научным сотрудником в НИИ. Он познакомился со Светланой в гостях у своего бывшего одноклассника. Светлана оканчивала пединститут, отделение начальной школы. Они все тогда сильно напились, стали петь песни. Быстро выяснилось, что целиком никто ни одной песни не знает, каждый — по фрагменту, причем все фрагменты разные. Откуда-то возник песенник, позорище, но дело пошло на лад, к последней странице закончилось вино и даже портвейн. Нашелся второй песенник, и одноклассник сбегал за добавкой. В финале пели Визбора: «Ты у меня одна…»