Жизнеописание Чжу Юаньчжана - [76]

Украсть столько казенного продовольствия — это все равно что полностью расхитить трехлетний военный запас страны. Раньше в уведомлении об этом деле мы хотели написать обо всем, но побоялись, что народ не поверит нам, и написали только о хищении 7 млн. даней зерна со складов всех 12 провинций. Если же учесть хранившееся на складах продовольствие, которое, как обнаружено, было разворовано и распродано по преступному сговору, а также не поступившие в казну 500 тыс. гуаней денег, полученных с Чжэси и других областей, и тайно распроданные 1900 тыс. даней риса да подсчитать похищенные доходы по разнообразным налогам на рыбу, соль и т. п., а также золото и серебро, украденное по преступному сговору чиновником хранилища драгоценностей Фань Чжаоцзуном, 6 млн. гуаней денег, растраченных чиновником денежного хранилища Чжан Юем, то, считая украденное из хранилищ золото, серебро и драгоценности, распроданное со складов продовольствие и полагавшееся к поступлению, но не поступившее на склады продовольствие и доходы от разнообразных налогов на рыбу, соль и т. п., все присвоенное преступниками составит в пересчете на рис более 24 млн. даней чистого зерна».

Согласно записям некоторых современников — детей и внуков крупных землевладельцев, в Цзянсу, Чжэдуне и Чжэси «из-за преступлений были искоренены кланы» многих старинных и больших домов, «большие семьи богатых людей были начисто выкорчеваны». Такого рода записи, хотя они и являются некоторым преувеличением, отражают факт уничтожения части класса крупных земельных собственников, и это не вызывает сомнений. Такие тяжелые удары, конечно, вызывали страх и недовольство среди крупных земельных собственников и бюрократии, которые, разумеется, не осмеливались открыто говорить, что воровская торговля казенным зерном не является серьезным нарушением закона. Они могли только втихомолку обвинять в необъективности цензоров и судей, разбиравших это дело, что будоражило многих и настраивало против суда и властей. Чжу Юаньчжан понимал, что если так дело пойдет дальше, то это будет крайне невыгодно и для него самого, поэтому он, с одной стороны, собственноручно написал и широко обнародовал указ о преступлениях Го Хуаня и других, где перемешал правду и ложь, а с другой казнил судей, первоначально расследовавших эти преступления, и, таким образом, сделал уступку классу земельных собственников и бюрократии.

Помимо массовых расправ по делу о пустых бланках и делу Го Хуаня, были и другие.

За сорок лет, согласно некоторым подсчетам, было проведено более 10 тыс. судебных дел, по которым четвертовали, выставляли на шесте голову казненного, казнили весь род виновного, и более 10 тыс. дел, по которым виновных подвергали публичной казни (отсечение головы) и менее тяжелым наказаниям. Впрочем, некоторым приговоренным к казни сохраняли жизнь. Так, из 364 обладателей степени цзиньши и учеников столичной школы, которые нарушали законы, были на первый раз избавлены от казни или ссылки и оставлены в должности 30 человек, а 328 человекам, осужденным на смерть или ссылку за одно преступление, было позволено искупить вину принудительным трудом. Принудительный труд взамен казни или ссылки — это введенное Чжу Юаньчжаном наказание, которому были подвергнуты цензоры, им приказали носить на ногах колодки, заседать в суде и разбирать там дела. Были и наказанные восемьюдесятью ударами больших палок чиновники, возвращенные работать в свои учреждения. Наказания смягчались потому, что ощущалась нехватка чиновников, некому было заменять подвергнутых наказаниям.

Четвертование было самым диким и жестоким из наказаний. Далее следовало выставление отрубленной головы на шесте, казнь рода, когда за преступление одного человека казнили всю семью и даже род. Кроме этих наказаний, были еще соскабливание кожи, подвешивание на шесте, вытаскивание внутренностей, сдирание кожи, клеймение, отрезание ног или носа, оскопление, вырывание коленных чашечек, также волочение по земле привязанным к лошади и другие наказания. По своей жестокости Чжу Юаньчжан, вероятно, превзошел всех императоров и князей. Всевозможные жестокие казни создавали среди чиновников двора атмосферу крайнего ужаса, все были перепуганы насмерть. Говорили, что во время приемов при дворе было легко заметить, решал Чжу Юаньчжан проводить массовые казни или нет. Если в этот день он опускал яшмовый пояс ниже живота, то это был знак большого гнева, означавший, что большая группа чиновников будет казнена; тогда все придворные чиновники бледнели от страха и начинали дрожать. Если же в этот день его яшмовый пояс был повязан высоко на груди, это означало вероятность того, что убитых будет немного. Так как дворцовые чиновники по установленному правилу должны были каждый день являться на рассвете ко двору, то они поднимались до рассвета, умывались и одевались. После того как прошло несколько крупных судебных дел, многие чиновники перед выходом из дома прощались с женами и детьми, составляли наставления на будущее, и если вопреки ожиданиям кто-то из них возвращался домой живым, то вся семья поздравляла его, считая за благо, что он проживет еще хотя бы день.