Жизнь за жизнь - [2]

С тех пор прошло больше месяца, и я уже начал забывать об этом происшествии, но три дня назад мне приснился невероятный сон. Мы легли, как обычно, в десять, я моментально выключился и увидел, что спускаюсь по ступенькам полуразрушенной лестницы в какой-то склеп, вдоль стен которого рядами стояли сооружения, напоминавшие огромные саркофаги из дерева или камня и со всех сторон покрытые иероглифами.

Я подошел к одному из них и заглянул внутрь. Там находилась женщина, и она показалась мне вовсе не мертвой. Окутывавший ее тело саван местами сгнил, и там проглядывала кожа, светлая и на вид здоровая, а не темная и высохшая. Помнится, меня очень удивили ее волосы — длинные и золотистые. Она, возможно, была рабыней, привезенной из Греции, или принцессой, выданной замуж в Египет из далекой северной страны. Неожиданно ее глаза открылись; у меня по спине пробежал озноб — это были те же самые темные живые глаза, что я видел в музее. Затем она заговорила или, скорее, послала сообщение мне прямо в мозг: «Ты должен помочь мне встать».

В склепе царил жуткий холод, я чувствовал, что замерз, и больше всего на свете хотел выбраться оттуда. Но в следующее мгновение я наклонился и обнял ее за плечи. Она была холодна, как сосулька, и сколько я ни старался, мне никак не удавалось поднять ее, словно она была сделана из мрамора и накрепко привинчена ко дну гроба. Через некоторое время, однако, ее щеки слегка порозовели, на губах промелькнула слабая тень улыбки, а затем она очень медленно подняла руки и положила их мне на плечи.

«Помоги мне, помоги мне», — непрестанно повторяла она, и я, казалось, потратил несколько часов, пытаясь поднять ее. Я достаточно силен, как вам известно, и могу без малейших затруднений поднять на пару этажей любую женщину, но эта, в гробу, весила никак не меньше тонны, и хватка ее рук становилась все крепче, словно она набиралась сил, в то время как я все больше слабел. Наконец последним, отчаянным усилием мне удалось усадить ее, и в этот момент я проснулся.

Я лежал, тяжело дыша, словно пробежал не одну милю, и ледяной пот заливал мое тело. Прошло, наверное, минут десять, прежде чем ко мне вернулось нормальное дыхание, но все равно я чувствовал себя настолько изможденным, что не мог даже повернуться на бок. Не помню, как я забылся тяжелым сном, и проснулся утром весь разбитый.

Однако я подумал, что этот кошмар был всего лишь результатом посещения музея. Я не обратил тогда на него особого внимания и на следующий вечер отправился спать в обычном для себя хорошем настроении, однако, едва задремав, вновь увидел тот же сон. Она сидела в деревянном гробу в том же положении, в котором я оставил ее.

«Ты должен помочь мне встать», — беззвучно произнесла она опять.

Царивший там холод пробирал меня до мозга костей, и я уже знал, что надо непременно бежать оттуда, однако, помимо своей воли, склонился над гробом. Но прежде, чем я успел что-либо сделать, она сама подняла руки и обвила их вокруг моей шеи. Вновь я ощутил невероятный вес этой женщины, однако ее кожа, хотя и холодная как лед, стала теперь мягкой и податливой. Неимоверными усилиями мне удалось поставить ее на ноги, и внезапно я почувствовал, как в ее груди забилось сердце. Я вскрикнул и начал куда-то проваливаться.

В следующий момент я проснулся и своим воплем, конечно, разбудил Мэгги. Она зажгла свет, прочитала мне лекцию о том, как вредно есть вечером чересчур много вареной фасоли, и велела принять соды. Я ощущал такую усталость во всем теле, что с трудом смог бы выползти из кровати, но чтобы избежать лишних разговоров — скажи я правду, Мэгги наверняка решила бы, что я становлюсь неврастеником, — заставил себя встать и выпил бесполезной для себя соды.

Утром я, как обычно, отправился на работу, но ни за какие блага в мире не мог сложить в столбик и пару чисел, и босс, естественно, не скрывал своего недовольства. Тут я начал понимать, откуда ветер дует. Я сообразил, что мне необходимо любыми способами сохранять бодрствование. Конечно, мне стоило, наверное, отправиться на всю ночь в какой-нибудь бар, где играет музыка и много людей. Но с Мэгги это было невозможно.

Не так просто бодрствовать, когда лежишь в темноте и не осмеливаешься даже пошевелиться. В тот вечер я продержался до трех часов, а потом вновь начал, спотыкаясь, спускаться по ступенькам в этот проклятый склеп, где меня ждала золотоволосая женщина, стоявшая в гробу. Я старался не смотреть на нее. И я был вне себя от ужаса, когда она положила мне на плечо руку, и в моем сознании прозвучало: «Ты должен помочь мне выбраться отсюда».

В следующую секунду она неуклюже выпрыгнула из гроба. Я повернулся и хотел было бежать, но она обхватила руками мою шею и заковыляла рядом со мной.

Пытаясь освободиться от ее объятий, я взглянул ей в лицо, оказавшееся совсем близко от моего. Оно было человеческим и одновременно нечеловеческим, если вы понимаете, о чем я говорю. Оно было привлекательно, как лицо всякой другой женщины, на которую я когда-либо смотрел, однако выражало какую-то дьявольскую решимость.

«Помоги мне выбраться, помоги мне выбраться!» — слышал я ее вскрикивания, и она цеплялась за меня с такой силой, словно ее худые руки были сделаны из стали.