Жизнь впереди - [26]

Алеша дожидался — с минуты на минуту его позовут на кухню.

Не позвали.

До самого ужина никто не приходил за ним, да и за столом никто не обращал на него внимания и говорили о всяких домашних пустяках.

К ночи, когда бабушка улеглась в постель, а отец, без пиджака, в расстегнутой нательной рубашке, пошел чистить зубы, мама сказала Алеше:

— Ложись, спи. Ничего такого про тебя не говорили… Так… на характер только жаловались.

Несколько вечеров подряд, покончив с уроками, Алеша возился со старыми ходиками, собирал, испытывал и вновь разбирал весь механизм.

В четверг мать и отец отправились вместе к Евгении Николаевне. Случилось так, что к их возвращению ходики были окончательно налажены. Они висели возле полки с книгами, чистенькие, обмытые, и за их сверкающей, мелом начищенной медной гирькой бойко качался маятник.

Кажется, отец сразу уловил его щелканье — он остановился у порога комнаты, подмигнул Алеше и скрылся. Но минут пять спустя он снова пришел, уминая большим пальцем табачок в трубке.

— Исправил! — кивнул он на часы. — Упрямый ты, сынок… Это хорошо. А ну, принеси спичек.

Закуривая трубку, он сказал:

— А теперь прикрой дверь… Разговор у нас будет секретный.

Он не торопился. Выкурив чуть ли не всю трубку, только и прибавил, что одну-единственную фразу:

— Выходит, загадки ты своим учителям загадываешь.

Потом, когда он окончательно собрался с мыслями, строгая морщинка легла у него меж бровями.

— Значит, сынок, — начал он, — все, что требуется, ты изучил, все знаешь, а толковать тебе с учителями досмерти скучно, прямо с души воротит? Вот, мол, если у вас, учителей, хватит терпения, тяните из меня клещами, а так, по доброй своей охоте, трепать языком я не стану. Что же, мода это такая новая или как? А может, рад был бы все высказать, да на языке слов не хватает, нет свободного запасу? А? Ведь и так бывает. Что молчишь? Алеша!

— Разное… Сам хорошенько не пойму. А только и злость берет, и досада на самого себя, и скучно… Всякое.

— Людей боишься, может?

— Да не боюсь, а… как будто стыдно мне перед ними. А почему стыдно — не знаю… Как выйду к доске, так сразу пусто становится в голове, в груди, в животе, везде пусто. Если не по отдельным вопросам меня спрашивать, вот как ты сказал — клещами из меня не тянуть, — так, кажется, я слова не вспомнил бы!

— Так и Евгения Николаевна понимает. И растерялась она, не может добраться: какая тут всему главная причина? Я объясняю ей: блажь! Не соглашается, уважает тебя. Я повторяю: «Упрямый, чертенок! Что в голову себе вобьет, того добиваться будет, не мытьем, так катаньем. Сказал: «На завод!» — и кончено». Опять-таки сомневается Евгения Николаевна: ты ей, оказывается, слово дал!

— Ну, дал… Я вон уже забыл, какой такой есть двор, и футбол, и всякая игра с ребятами. Все бросил, только и знаю сидеть до ночи над книжками. А толку? Чуть!

— Значит, действительно, получается загадка? Не разбери-бери… Так, что и сам ничего понять не можешь… А ну, Алешка! — решительно произнес отец и медленными движениями огладил усы. — Вот что!

Тут он склонил голову набок и пристально вгляделся в какую-то точку на стене. Даже брови мохнатые туже сдвинул, чтобы глазам не мигать и зорче видеть.

— Слушай хорошенько, что я тебе скажу… Допустим, добился ты своего, приняли тебя на завод. Хорошо! Думаешь, прости-прощай тогда навеки всякие книжки, всякая учеба? Так, что ли?

Он объяснил сыну положение современного рабочего у нас на заводах. От самого неквалифицированного чернорабочего новичка до наибольшего конструктора, говорил он, всем людям на социалистических предприятиях не только работать, но и учиться приходится. А кто не хочет учиться и мозгами шевелить отказывается, того сейчас же оттеснят другие, более достойные… Нынче просто работать и даже добросовестно работать — слишком недостаточно. Не на хозяина стараются люди, чтобы только-только придраться не к чему было, а ради чести своей рабочей, ради славы рабочего государства.

Алеше казалось — отец читает невидимо выписанные на стене строки, так мерно звучал его голос.

— Да вот я хоть про себя скажу, — внезапно переведя взгляд со стены на сына, заявил отец и постукал себя потухшей трубкой по груди. — Мастер. Старший мастер в цехе, и производственного стажа за мной почти четверть века. А разве я не учусь изо дня в день? Разве не приходится мне в книжки заглядывать, в научно-технических конференциях участвовать, лекциями специальными интересоваться, к товарищам на чужие заводы ездить, приглядываться к новостям, к разным приспособлениям и изобретениям? Такой пример взять: скоростное резание металла! Хорош я был бы, коли не изучал бы всех достижений в этой области, не торопился бы вводить у себя в цехе, в отделении, передовые, самые производительные методы! — Он придвинулся еще плотнее к сыну и, понизив голос почти до шепота, точно самой важной тайной делясь, прибавил: — Да еще мало этого — хочется ведь и самому от людей не отставать, самому отличаться и двигать дело вперед… И так на заводах с каждым, от всех одинаково жизнь требует нынче знаний, все больше и больше знаний, движения, развития, роста…