Жизнь Владислава Ходасевича - [108]

Главы о детстве и юности Пушкина из так и не написанной книги «Пушкин», которые были напечатаны, столь интересно читать (хотя в них и нет никаких новых, неизвестных материалов), потому что Пушкин возникает на их страницах совершенно живой, без прикрас — такой, каким видит его Ходасевич. Он писал о молодом Пушкине то, что не посмел бы написать никто другой:

«Маленький, коренастый, мускулистый <…> — он очень был нехорош собой. Сам себя называл безобразным. Складом лица, повадкой и вертлявостью он многим напоминал обезьяну. <…>

Так, некрасивый, дурно одетый, бедный, жил он как раз в среде самых богатых, нарядных, блестящих людей столицы. <…> Бедность свою ощущал как великое унижение — в его кругу она и была унизительна. Поэтому, в величайшей тайне, он любил помогать бедным.

Пытаясь сгладить неравенство, он набивался в друзья „закадышные“. Боясь покровительства, держался запанибрата, — и хватал через край. Шутки его не всегда выходили кстати. Его вежливо осаживали, — приходилось писать извинительные стихи. <…> Гордость его подвергалась постоянному испытанию. Он ссорился часто и бурно, а сердцем был добр и мягок. Если не удавалось помириться, он, чтобы не забыть ненавидеть противника, заносил его имя в особый список, откуда вычеркивал всех, кому уже отомстил. Отомстив, рад был забыть обиду уже навсегда. В нем было много великодушия, но благодушия не было».

Он смотрел на Пушкина не со стороны и не снизу, как смотрело большинство обожавших его поэтов и литературоведов. Он дерзнул войти в психологию Пушкина, попытаться ее понять, стать с ним наравне. Биография Пушкина, которая была уже анонсирована, печаталась в отрывках, но так полностью написана и не была.

Многие материалы из биографии Пушкина и о его окружении, которые собрал Ходасевич, выходили в свет в газетных и журнальных статьях. Он писал об отношениях Пушкина и Элизы Хитрово, о Зизи (Евпраксии Вульф, в замужестве Вревской), адресате стихотворения «Если жизнь тебя обманет…», о Долли Фикельмон, о графине Нессельроде и ее ненависти к Пушкину, о Дельвиге, Грибоедове, князе Вяземском и о многом другом, связанном так или иначе с Пушкиным. Он очень тонко и точно проанализировал «Гавриилиаду» — такого рода статьи не написал о ней никто… В 1937 году, в юбилейном, пушкинском номере «Возрождения» Ходасевич напечатал длинную статью «Дуэльные истории Пушкина», где исследовал поведение Пушкина в связи с его дуэлями и причины распространенности дуэлей в то время.

Ходасевич следил за всеми новыми публикациями, связанными с именем Пушкина, в СССР и в эмиграции и живо откликался на них. Он был так возмущен тем, что прозаик Михаил Осоргин приписал Пушкину стихотворение Лермонтова «В минуту жизни трудную…», что рассорился с ним. (Берберова поначалу скрывала этот промах Осоргина от Ходасевича, боясь его реакции.)

Биографию Пушкина в 1931 году выпустил пушкинист Модест Гофман, тоже оказавшийся в эмиграции, в Париже. Ходасевич написал об этой книге в «Возрождении» (9 июля 1931 года): «Жизнеописание, изложенное М. Гофманом, содержит в себе цепь событий из жизни Пушкина, но не содержит именно самого Пушкина. Сам Пушкин из книги М. Гофмана как бы улетучился, ушел, как вода сквозь пальцы».

Эх, бросить бы все да засесть за эту биографию, которой он так целиком и не написал, хоть она и была анонсирована! Но бросить все не удавалось — надо было зарабатывать на жизнь. Все же написал он одновременно с газетной работой «Державина», напечатал его главами в «Возрождении»! Но биография Пушкина не была для него просто биографией. Видимо, он сам боялся этой работы, понимая всю ответственность перед самим собой и чувствуя недостаток материалов здесь, в эмиграции… Ведь в свое время наши замечательные советские пушкинисты, как уже говорилось, чуть не заклевали его за «биографический» подход к Пушкину. И в какой-то момент он поставил на «своем Пушкине» крест, как сообщил об этом Берберовой в письме, о чем речь впереди…

Глава 17 Последние годы

Владислав Ходасевич и Ольга Марголина. 1936 год

К концу двадцатых — началу тридцатых годов жизнь Ходасевича и Берберовой в Париже как-то стабилизировалась. Была постоянная работа в «Возрождении». Несмотря на литературные скандалы, было признание, которое особенно проявилось на праздновании 25-летия литературной деятельности Ходасевича, которое устроила газета «Возрождение».

Бунин, придя к ним как-то в гости и увидев присланного из России в подарок яркого вязаного петуха на чайнике, сострил: «Вы посмотрите, поэты, как известно, живут под забором, а у них петух на чайнике!»

Частенько, когда нужно было делать большую и срочную работу, Ходасевич уезжал из Парижа за город или в какое-нибудь тихое местечко и жил там. Уезжала и Берберова. В апреле 1927 года Ходасевич жил в Париже (а Берберова на несколько дней поехала в Версаль) и писал ей нежные и остроумные письма.

«Милый Кот, <…>

Я не хочу ехать к тебе по двум причинам. 1-я — чтобы побыл ты один, сам по себе — и не смей воображать, что три дня — „трудно“. Сиди, играй сам с собой. Советую привязать бумажку к веревочке, подвесить к лампе и с ней играть. Очень хорошо для кошек. <…> Чувствую себя чудно (Тьфу, тьфу, тьфу!). Ухо почти прошло. Ем за двоих, ибо уверен, что ты голодаешь. Ну, будь здоров, Ангел маленький. Бегу, чтобы не опоздать к Жене (к сестре, Евгении Нидермиллер. —