Жизнь в «Крематории» и вокруг него - [6]

Тем не менее, начало было положено, был готов первый альбом, название которому дала моя песня, завершавшая вторую сторону, – «Vinus Memoirs» («Винные мемуары»).

Начиналась же запись песней «Конформист» одного из наиболее тогда почитаемых нами отечественных авторов – Юрия Морозова. В нашем варианте песня называлась «Конформист Морозов» и содержала дописанный Арменом третий куплет. У еще одной песни альбома, «Джентльмены и леди», чужим был лишь текст. Его авторство принадлежало ученице 6-го класса с неизвестной нам фамилией. Текст для 13-летней девочки во всех отношениях неслабый. Остальные песни были свои: каждый – и Армен, и я – сам писал целиком слова и музыку. Исключение из этого правила составляет вошедшая в тот же первый альбом композиция «Я сижу в W» (Армен сочинил музыку на мои слова). Григорян на альбоме выступил как гитарист, басист и певец, а также играл на блок-флейте; мне довелось петь, играть на гитаре, бонгах, рояле и расческе. Чтобы прикрыть шумы в паузах между песнями, пришлось пойти на вынужденный шаг – сделать альбом нон-стопным, соединив песни звуковыми эффектами, которые мы почерпнули из театральных фонограмм: хрюканье, звон бьющегося стекла, шум стадиона, жужжание мухи и тому подобное. Одну фонограмму, а именно звуки рвотного процесса, мне пришлось записывать самому. В другом месте явно перетянули со стрельбой из автомата, и потом приходилось объяснять, что стреляли до тех пор, пока не поубивали всех козлов.

В конце концов за два с половиной дня был записан, сведен и в процессе производства обмыт стартовый альбом группы «…?».

«КРЕМАТОРИЙ»

Поиски названия заняли едва ли не больше времени, чем написание всех наших песен. Мы перерыли все закоулки памяти, чтобы найти какое-то подходящее нашему предприятию слово или словосочетание. Но все, что попадалось, оказывалось лишенным нужного смысла, либо обладающим тривиальным звучанием, либо отметалось по другим причинам. Откуда же появилось наше имя? На этот счет существует несколько версий, и сейчас разобраться точно, какая из них абсолютно правдива, уже невозможно. В основном, это вызвано тем, что на самый распространенный вопрос: «Почему «Крематорий»?», мы давали столько различных ответов, что уже запутались сами, как все было на самом деле. Но это, конечно, лишь шутка… Армен утверждает, что однажды, звоня от меня (из любопытства) по свободной линии (номер, набрав который, все набиравшие слышали друг друга; использовался, в основном, как институт знакомств), услышал ответ: «Крематорий слушает», после чего решил, что неплохо было бы назвать группу «Крематорием». По моей версии, все произошло гораздо более прозаично.

Отчаявшись придумать название, подходящее во всех отношениях, я засел за толстенный словарь иностранных слов. Все, что хоть в какой-то мере возбуждало мое патологическое воображение, я выписывал на отдельный лист. Именно так (вместе со многими другими) было выловлено слово КРЕМАТОРИЙ.

На мой взгляд, в таком названии было все – и подтекст, и мрачная красота, и необходимая доля цинизма, и вызов набившим оскомину филармоническим «Голубым ребятам» и «Веселым гитарам». Но Армену почему-то оно с первого раза не понравилось, и мы отсеяли его, склоняясь все больше к названию «Катарсис». Сейчас трудно вспомнить точно, что сдвинуло чашу весов – то ли фраза Джона Хомякова, будто катарсис звучит как сифилис, то ли наличие одноименного альбома Чеслава Немена, но постепенно Армен осмыслил весь кайф, скрывавшийся в названии «Крематорий», и даже написал одноименную песню.

Долгое время уже одно наше название служило предлогом для всевозможных газетных инсинуаций. Вершиной этого бреда являлась ругань по поводу нашей группы в материалах пленума МГК ВЛКСМ, опубликованных в газете «Московский комсомолец» весной 1986 года. Гораздо позже, к 1988 году, когда группа уже многократно доказала свою жизнеспособность и стала величиной, которую невозможно было не заметить, пресса наполнилась анонсами концертов «Крематория» и положительными рецензиями. Как это всегда бывает в совке – чрезмерная ругань сменилась неумеренным восторгом.

АЛЬТИСТ ДАНИЛОВ

Дима Плетнев все детство был послушным и способным ребенком. Он довольно хорошо учился и, будучи отдан в музыкальную школу, начал настолько бурно прогрессировать как альтист, что поворот его судьбы в профессиональную колею не вызывал никаких сомнений. Все так и произошло: после девятого класса он поступил в училище при консерватории, и, казалось, ему суждена стандартная траектория выпускника музыкального училища, но…

Как и многие другие, способные к творческому восприятию, люди, он обладал чувствительностью не только к красоте и гармонии, но и ко всем нарушениям таковых, так что наши повсеместные бытовые антагонизмы и социальные опухоли не оставили ему никаких шансов. Последствием этого явилась полученная к 17 годам статья 4б (шизофрения) и полная спонтанность мыслей и поступков. Так что с третьего курса училища Диме пришлось уйти, и дальше его жизнь все больше походила на парус, отданный во власть всех ветров. Пару месяцев в году он проводил в медучреждениях, занимающихся добиванием душевнобольных людей и в простонародьи называемых «сумасшедшими домами» (название, видимо, произошло от бытующего там уровня медицинского обслуживания). Еще два-три месяца, в основном после выхода из предыдущего состояния, он «притворялся» нормальным человеком, а остальное время убивалось его художественным воображением. А оно, усиленное окружающей безмозглостью, заводило его в непроходимые дебри. Например однажды он понял, что все зло нашей жизни исходит от Большого театра и в целях низвержения зла этот светоч культуры надо уничтожить. Дима освободил энергию апельсинового зернышка, и тут за ним стали охотиться агенты иностранных разведок, мечтавшие заполучить в свои руки новое столь грозное «биологическое» оружие. Только совковая «дурка» (ласковый синоним понятия «сумасшедший дом») спасла изобретателя от происков ЦРУ. Теперь вам, видимо, ясно, как по ассоциации с мистическим героем повести Орлова появилась довольно банальная, но бьющая в точку кличка «альтист Данилов». И именно этот человек стал третьим участником «Крематория», которого мы с Арменом привлекли на запись нашего второго альбома. К концертам, как вы понимаете, он не был способен из-за полной непредсказуемости состояния и поведения (выше уже описывалась его реакция на свет рампы в ДК МАИ), а прецедента с использованием его на записях еще не было. Других скрипачей поблизости не водилось, и мы, желая разбавить однообразие инструментального набора первого альбома, взяли его на запись нашего следующего альбома «Крематорий II».