Жизнь в «Крематории» и вокруг него - [5]

В обзорной статье вышедшей на следующий день институтской многотиражки «Пропеллер» комментировались все выступления концерта, включая яйценесущего горе-иллюзиониста. Для нас у автора статьи не нашлось даже приписки «и др.».

Потом, уже позже, через месяц, в том же «Пропеллере» была опубликована большая статья о прошедшем концерте, и в ней уже другой автор признал, что самыми «свежими» были выступления джазового гитариста Семочкина и «Необычайного струнного оркестра». Хотя, если по правде, сам я этой статьи не читал.

«КРЕМАТОРИЙ»: «ВИННЫЕ МЕМУАРЫ»

Сейчас трудно в это поверить, но довольно долго существовал следующий парадокс – в рамках «Атмосферного давления» со сцены мы исполняли довольно сложные вещи, а те акустические песни, на базе которых впоследствии материализовался «Крематорий», пелись только для близких друзей и воспринимались нами самими как стеб, предназначенный лишь для внутреннего употребления нашей компании. Наше сознание (а тем более сознание зрительской массы) еще не было готово к исполнению вещей с подобными текстами и в столь упрощенной аранжировке. Отчасти именно непривычностью звучания объясняется то дикое сопротивление, которое встретили на своем пути «первопроходцы жанра». Суперинерционность чиновничьего и милицейского мозга (если нечто подобное существует) автоматически зачисляла все новое в разряд искореняемой нецензурщины. Позже, в конце 80-х, все это кануло в Лету, и многочисленные конъюнктурщики начали взахлеб, чуть ли не хором эксплуатировать бытовую и социальную тематику. Конечно, здорово, когда каждый может петь что угодно и о чем угодно, но когда я слышал некоторые вдруг полюбившиеся телевидением группы, то с ужасом отмечал, как, проституируя около честных, в общем-то, идей, девальвируют их чистоту и смысл. Некоего лысого «ветерана» (не буду уточнять фамилию) теледиктор представлял эдакой матерью-героиней, произведшей на свет всю актуальность андеграунда. И неинформированный слушатель «съедал» это за чистую правду, и только узкий круг любителей со стажем знал, что раньше этот дядька лепил стишата для полуфилармонических ансамблей.

Но вернемся к нашим баранам, точнее к той парадоксальной ситуации, когда песни писались, накапливались, а мы не знали, куда их употребить. Именно в этот момент в наши руки попалась магнитофонная запись четырех песен «Зоопарка», среди которых особо выделялись «Дрянь» и «Прощай, Детка!». Я помню, какое странное чувство возникло у нас, когда мы услышали, как подобные нашим акустические песни звучат в довольно выгодном саунде с магнитной ленты. Отныне нам стало ясно – нужна студия …

Надо сказать, что питерцам здорово повезло со студией Андрея Тропилло. В Москве в это время все обстояло гораздо сложнее. Количество студий было, конечно, большим, но часть из них имели столь строгий режим, что попасть в них не было никаких шансов. Другие были плотно забиты обитающими в Москве филармонистами всей страны либо писали верняк в традиционных жанрах. Так что наши поиски заняли целый год. Все же, в один прекрасный момент мы договорились со звукооператором Театра Советской Армии, где стоял шикарный по тем временам четырехдорожечный студер, и даже писанули (вдвоем) наложением четыре пробные песни («Крылатые слоны», «Снова ночью окутан мир», «Винные мемуары» и «Танец «Альфонсо»). Но, к нашему горю, на малой сцене театра случился пожар, и наш знакомый поехал дослуживать последние полгода своей срочной службы на берега далекого озера Ханка (до этого он ни разу не надевал военную форму).

Этот пожар можно считать фатальным совпадением, так как название «Крематорий» появилось чуть позже.

В конце концов студию мы, конечно, нашли; но человеку, который свел нас со студийцами, пришлось забашлять целых сто рублей. Так что в одной из записанных тогда вещей («Брюс-колдун») в самом конце есть фраза:

…Что мир мой волшебный

Давно отравлен ложью и вином,

И бородатыми спекулянтами, снующими там и здесь…

Я надеюсь, что сейчас этому чуваку (что содрал с нас 100 рублей за знакомство со звукорежиссером) хоть чуть-чуть стыдно, но тогда мы были вынуждены принять его условия…

Кстати, еще одна интересная деталь. Во время подготовки к записи нашего первого альбома мы с Арменом на целый месяц отказались от употребления всех видов алкоголя включая пиво. Весь декабрь 1983-го мы усиленно репетировали и, по нашему мнению, подготовились к записи на все сто процентов. Так что в новогодние праздники позволили себе хорошенько расслабиться. Когда один мой знакомый увидел батарею пустой посуды из под всего того, что было выпито нами за три дня новогодних праздников, он спросил: «Какой смысл было бросать пить на целый месяц, если всего за три дня вы выполнили месячную норму?»…

Итак, всеми правдами и неправдами мы нашли студию, но, увы, о многоканальной записи не было и речи – в нашем распоряжении были лишь два студийных STMа (двухдорожечный студийный магнитофон производства Венгрии, имевший скорости 19 и 38 см/мин) с простейшей обработкой. Мы готовились к многоканальной записи, так как собирались записывать наш первый альбом вдвоем. Найденная студия ограничивала нас возможностью всего одного наложения, так что в самый последний момент пришлось выбрасывать многие отрепетированные партии, оставляя лишь то самое важное, что мы физически успевали за два наложения сыграть. Поэтому многие из записанных тогда вещей, будучи интересными своим внутренним содержанием, обладали во многом несовершенной внешней формой. Может быть, именно этим усеченным вариантом мы тогда заложили одну далеко не самую лучшую «крематорскую» традицию – некоторую халявность аранжировок и качества исполнения…