Жизнь, прожитая не зря - [65]

Шрифт
Интервал

Торговка зябко поёживалась и прятала руки в карманы. Рядом с ней, на ящике лежала длинная палка с острым загнутым гвоздём на конце. Этой палкой с крюком она цепляла за куртки мальчишек, которые, прикинувшись, будто хотят что-то купить, заговаривали ей зубы и, внезапно схватив обеими руками несколько жвачек или кульков с семечками, бросались бежать. Но чаще всего проворного воришку поймать на крюк не удавалось. Тогда торговка истерично кричала, долго сыпля ему вслед проклятья и грозя сжатыми кулаками.

— Что б ты сдох, скотина! Чтоб у тебя руки отвалились! Что б ты упал и ноги переломал!

Она продолжала истошно кричать, хотя мальчишка уже давно скрывался в ближайшем дворе. Потом поправляла чёрные, жирно блестящие волосы, выпавшие из-под платка, и, сердито бурча под нос, садилась опять на ящик.

Но сейчас мальчишек рядом не было, и женщина сидела неподвижно, лишь некрасиво позёвывая во весь рот время от времени. Её тусклый взгляд упирался в забор из бетонных блоков.

Лебедев с неприязнью посмотрел на торговку.

«Вот сидит тут напротив КПП, всё подсматривает, запоминает, а потом у нас «Урал» с бойцами в трёхстах метрах отсюда на фугасе как по заказу подрывают», — подумал капитан.

Зло сплюнув, он перешёл улицу и зашагал по направлению к центру города. Общественный транспорт здесь уже год как не ходил. Железные остовы «Икарусов» с выбитыми стёклами и облезшей по бокам жёлтой краской лежали рядами во дворах заброшенных автопарков посреди куч мусора. Местные жители сняли и отвинтили с них всё, что только можно было снять и отвинтить. Оставили догнивать лишь мёртвые корпуса, изъеденные со всех сторон ржавчиной.

Лебедеву говорили, что где-то в центре ещё ходит старый, едва живой троллейбус с грубыми, исцарапанными гвоздями и ножевыми лезвиями деревянными скамьями вместо мягких сидений. Но и тот остался последним на одной-единственной ещё действующей троллейбусной линии — последним невымершим ящером ушедшей в небытие эпохи.

Улица, по которой шёл капитан, была пуста. Иногда мимо него проносились маршрутки — единственный оставшийся вид общественного транспорта в Городе Ветров. Но он не пытался их остановить: и полутора рублей было жаль, и просто пешком пройтись хотелось.

У Лебедева был выходной. Первый выходной день за последний месяц. Он жил на территории самой части, в маленькой каморке с единственным окном, в которой раньше была кладовка. Денег на съём жилья в городе у капитана не было. Да и боязно это было — жить здесь одному. Многие местные жители, особенно молодые парни в белых тюбетейках на остриженных головах, смотрели на военных волками. Солдаты, выходившие иногда в город поодиночке, пропадали.

Но сегодня капитан во что бы-то ни стало решил проветриться. Смотреть изо дня в день на серые бетонные блоки забора было невмоготу. Одно и то же, одно и то же: дистрофичные, ушастые, голодно зыркающие солдаты в грязных бушлатах, зло матерящиеся прапорщики, полупьяные уже к обеду, помятые и вечно подавленные офицеры, старающиеся отчего-то не смотреть друг другу в глаза.

Бесснежной зимой, с серыми туманными днями и свинцовыми сумерками, жизнь казалась пустой и бессмысленной. И сердце отзывалось саднящей болью, от которой ночами хотелось лежать неподвижно на койке и смотреть незрячими во тьме глазами в невидимый потолок.

Но сегодня Лебедев шагал бодро, отгоняя от себя хандру. Он хотел дойти пешком до центра города и там спуститься к морю. Отчего-то ему непременно хотелось увидеть именно море — его неспокойную тяжёлую воду. До перевода в Город Ветров он видел море лишь по телевизору.

А ещё, в памятном 91-м, он видел в Петербурге Финский залив. Лебедев тогда специально вышел на его берег, чтобы посмотреть, какие бывают моря. Он много читал о них в детстве в разных книжках и хотел увидеть, наконец, вживую. Но зеркальная гладь мелкого, почти пресного залива с растущим по берегу тростником на море была совсем не похожа. Вдали, сквозь дымку виднелся противоположный берег. Нет, не таким он представлял себе моря. И Лебедев ушёл разочарованный.

Здесь, в Городе Ветров море было настоящее. Солёное. Бескрайнее. С мягким песчаным пляжем и бурлящим пенным прибоем. Капитан, впервые увидев его прошлым летом, долго стоял на берегу, всматриваясь в горизонт. Это было ранним, но уже жарким и душным утром. Солнце, встающее прямо из воды большим красным шаром, слепило глаза. Ветра не было вовсе, и даже вялые, пропылённые листья тополей изнурённо повисли на ветвях, не шевелясь и не шелестя.

На море был накат. Гладкие валы, не спеша, катились к берегу и пенно, с глухим утробным гулом разбивались внезапно, обдавая песок брызгами. Поймав момент, когда пенный язык нахлынувшей волны остановился и с лёгким урчанием начал пятиться назад, капитан быстро зачерпнул рукой воду. Поднёс к лицу, пробуя на вкус. Она была тёплой и пахла странно. Совсем не так, как пахнет пресная вода рек и озёр. Лебедев глотнул и выплюнул, ощутив во рту мягкий солоноватый привкус. На ладони остались маленькие зелёные кусочки тины.

Капитан вышел на большую шумную улицу с оживлённым движением. По проезжей части беспрерывными потоками, громко гудя, в обе стороны неслись машины. Между ними проворно сновали пешеходы, быстро перебегавшие с одной стороны улицы на другую. Правил дорожного движения здесь почти никто не соблюдал.


Рекомендуем почитать
Естественная история воображаемого. Страна навозников и другие путешествия

Книга «Естественная история воображаемого» впервые знакомит русскоязычного читателя с творчеством французского литератора и художника Пьера Бетанкура (1917–2006). Здесь собраны написанные им вдогон Плинию, Свифту, Мишо и другим разрозненные тексты, связанные своей тематикой — путешествия по иным, гротескно-фантастическим мирам с акцентом на тамошние нравы.


Безумие Дэниела О'Холигена

Роман «Безумие Дэниела О'Холигена» впервые знакомит русскоязычную аудиторию с творчеством австралийского писателя Питера Уэйра. Гротеск на грани абсурда увлекает читателя в особый, одновременно завораживающий и отталкивающий, мир.


Ночной сторож для Набокова

Эта история с нотками доброго юмора и намеком на волшебство написана от лица десятиклассника. Коле шестнадцать и это его последние школьные каникулы. Пора взрослеть, стать серьезнее, найти работу на лето и научиться, наконец, отличать фантазии от реальной жизни. С последним пунктом сложнее всего. Лучший друг со своими вечными выдумками не дает заскучать. И главное: нужно понять, откуда взялась эта несносная Машенька с леденцами на липкой ладошке и сладким запахом духов.


Книга ароматов. Флакон счастья

Каждый аромат рассказывает историю. Порой мы слышим то, что хотел донести парфюмер, создавая свое творение. Бывает, аромат нашептывает тайные желания и мечты. А иногда отражение нашей души предстает перед нами, и мы по-настоящему начинаем понимать себя самих. Носите ароматы, слушайте их и ищите самый заветный, который дарит крылья и делает счастливым.


Гусь Фриц

Россия и Германия. Наверное, нет двух других стран, которые имели бы такие глубокие и трагические связи. Русские немцы – люди промежутка, больше не свои там, на родине, и чужие здесь, в России. Две мировые войны. Две самые страшные диктатуры в истории человечества: Сталин и Гитлер. Образ врага с Востока и образ врага с Запада. И между жерновами истории, между двумя тоталитарными режимами, вынуждавшими людей уничтожать собственное прошлое, принимать отчеканенные государством политически верные идентичности, – история одной семьи, чей предок прибыл в Россию из Германии как апостол гомеопатии, оставив своим потомкам зыбкий мир на стыке культур.


Слава

Знаменитый актер утрачивает ощущение собственного Я и начинает изображать себя самого на конкурсе двойников. Бразильский автор душеспасительных книг начинает сомневаться во всем, что он написал. Мелкий начальник заводит любовницу и начинает вести двойную жизнь, все больше и больше запутываясь в собственной лжи. Офисный работник мечтает попасть в книжку писателя Лео Рихтера. А Лео Рихтер сочиняет историю о своей возлюбленной. Эта книга – о двойниках, о тенях и отражениях, о зыбкости реальности, могуществе случая и переплетении всего сущего.