Жизнь против смерти - [99]

— Нас бросали в тюрьмы, над нами издевались, нас мучили, — говорил он. — Но мы не пали духом, и это главное. Мы не утратили веры в правоту своего дела. Мы знали, что Красная Армия победит, ибо она сражается за правду, вот почему мы и в тюрьме не опускали рук. Мы сопротивлялись нацистским поработителям, вели подрывную работу, организовывали саботаж. Сейчас мы выходим из камер, из подполья и концлагерей и вступаем в новую жизнь. Сбываются слова Яна Амоса Коменского: «Снова станешь ты хозяином судьбы своей, народ чешский!» Свободными людьми возвращаемся мы на свободную родину. Своим трудом мы создадим новую народную республику. Основа для этого созидания — наша нерушимая дружба с Советским Союзом. Но лишь усилиями наших собственных рук и ума, с помощью разумной организации и крепкой дисциплины завершим мы строительство нашей республики. От того, как мы будем работать, зависит и паше будущее. Кончается период саботажа, начинается созидательный труд, и это возлагает на нас особую ответственность. Новая жизнь будет такой, какой мы ее построим!

Люди слушали, стараясь не шелохнуться, не пропустить ни одного слова. Когда оратор делал паузу, за него как бы говорил чехословацкий флаг. Этот флаг реял над костром, и отблески огня играли на полотнище, превращая его цвета в цвета гвоздики, снега и неба. Флаг развевался и хлопал на ветру. Блестящие в темноте, взволнованные глаза на исхудалых лицах слушателей были с восторгом устремлены на оратора. Еве Казмаровой, изучавшей некогда историю, казалось, что она попала на лесное богослужение «чешских братьев».

«Боже, — думала растроганная Блажена, — как долго слушали мы на аппельплацах злобные окрики лагерлайтра[96]… Неужели действительно вот этот мудрый, твердый и отечески ласковый человек говорит с нами по-чешски? Не сон ли это?»

— Я ущипнула себя за руку, чтобы проверить, не сон ли я вижу! — сказала ей тихо Галачиха, словно угадав мысли Блажены.

У всех было одинаковое чувство, все ощущали себя сплоченным коллективом. Мужчины хотели было устроить отдельный женский лагерь, где было бы больше удобств и никто не стеснял бы женщин.

— Чепуха! — возразил на это один из руководителей лагеря, энергичный, горбоносый Водичка. — Вы останетесь с нами. Вам будет веселее и нам тоже. Мы знаем, как себя вести, никто вас и пальцем не тронет.

Для женщин устроили постели в палатках. Женщины обрадовались — среди мужчин они чувствовали себя в большей безопасности.

Было начало мая. На заре трясогузки и зяблики распелись в кронах деревьев над спящим лагерем и разбудили Блажену. Разбудили ее и весна, и цветение леса. Это было удивительно: цветов нигде не видно, но в воздухе носятся облачка цветочной пыльцы, и ты ясно чувствуешь, что в лесу что-то происходит — он благоухает хвоей и озоном, весной, морем, безграничными надеждами…

С утра весело задымили костры, лагерь поднялся на ноги, каждая группа взялась за работу, порученную ей руководителями. Все здоровые пусть работают, иначе начнутся нелады — опытный Запотоцкий хорошо знал людей.

Часть мужчин отправилась за провизией в соседнюю деревню. Блажена, растопив плиту, сделанную из дверцы тапка, подбрасывала поленья и пекла лепешки. Прежде всего покормили детей. Золотистая божья коровка села «чумичке» на руку. Она вытянула изувеченную, тонкую, как палочка, руку с вытатуированным номером и стояла неподвижно, чтобы букашка не улетела, а мать Блажены учила девочку песенке: Божья коровка, улети на небо…

Вдруг откуда ни возьмись из леса выехал офицер на белом коне. Молодой, как весна; автомат на ремне; звезда на фуражке. Всадник остановился, глядя на эту массу людей, — что они тут делают?

— Да ведь это русский! Красная Армия пришла! — воскликнул кто-то за спиной Блажены.

В лагере поднялся такой шум, такое ликование, что под всадником заплясал встревоженный конь. А конь этот, наверно, уж видывал виды. Счастье всадника, что он оставался на коне, а то его просто задушили бы в объятиях. Обитатели лагеря обнимали друг друга и кричали от радости. Блажена взяла «чумичку» на руки и показала ей советского воина.

— Его ты запомни на всю жизнь! — говорила она, и слезы текли у нее по щекам.

Из толпы вышел высокий худой человек с лицом сельского мудреца — Антонин Запотоцкий, руководитель лесного лагеря. За ним шли еще двое: смуглый, как цыган, Доланский и горбоносый энергичный Водичка. Они жестами попросили своих соотечественников замолчать, но тишина улеглась не сразу. Люди сами наводили порядок, и в конце концов стало тихо.

— Мы — чехи, политические заключенные, — сдерживая волнение, сказал по-русски Антонин Запотоцкий, — приветствуем победоносную Красную Армию — освободительницу. Да здравствует Красная Армия!

Весенний лес дрогнул, но уже не от грохота орудий, а от приветственных возгласов счастливых людей. Ликованию не было конца, рукоплескания шумели, как пьянящий весенний дождь, после которого все зеленеет и радуется и в воздухе разливается упоительная свежесть. Как приятно ее вдыхать! О, запах свободы! Сколько радости, боже, сколько счастья! Здесь, в этом майском лесу, пела сама весна народов.