Жизнь против смерти - [96]

Сколько было вокруг брошенного оружия, разбитых орудий и танков! Тут было на что посмотреть. Впервые в жизни Блажена увидела разбитый немецкий танк. Он лежал на боку, выставив орудие, и был похож на окоченевшего доисторического ящера. Розовые солнечные блики играли на лягушечьих пятнах камуфляжа. Бывшие узницы обошли танк и прибавили шагу, словно приняли подкрепляющее лекарство. Да, куда приятней идти по этакой Siegesallee[94], усеянной обломками. Даже ноги меньше болят! Первый разбитый танк женщины осмотрели с любопытством, на десятый уже не обратили внимания.

Лес кончился, пришлось идти по открытому месту, и это вызвало неприятное чувство, похожее на ощущение наготы. Поток людей на дороге остановился, у деревни возник затор. Какой-то беженец, малорослый, изможденный старик немец, нагнулся и поднял в канаве солдатский ремень с надписью на пряжке «С нами бог», — кто-то потерял его в спешке. Ремень нынче ценная вещь… Старик подержал его в руке, поглядел и вдруг, обозлившись, отшвырнул далеко от себя.

Блажена заметила злобный взгляд, который бросил на старика парень в мешковатой деревенской куртке. Где я видела эти злые волчьи глаза? Дорога впереди освободилась, и поток людей двинулся дальше. Блажена схватила Мильчу за руку.

— Погоди, пусть они пройдут.

Это был Франц из лагеря! Тот самый Франц, мучитель Блажены, мальчишка-эсэсовец, который недавно согнал ее с постели. Вот почему нигде не видно эсэсовцев! Так вот что они устроили: сняли с себя френчи с черепами на петлицах, переоделись в штатское платье и, как в мутную воду, ушли в поток беженцев. Что ж, это хороший признак. Отличный! Они боятся русских. А может быть, уже объявлено перемирие? Нет, ведь вдали все еще слышна канонада.

А здесь, в поле, стоят орудия без прислуги. Они вдруг приняли скромный и достойный вид, стали похожи на исторические памятники во дворе какого-нибудь замка. О боже, ведь каждый человек чувствует всем своим существом, что война не для нынешних людей, что война — это пережиток!

— Смотрите, лошадь!

Женщины, слабые, как мухи, окружили эту гору мяса.

Лошадь на войне? Ну, я понимаю, в романах Ирасека или на картинках Алеша, но сейчас, в век механизации?! Никак не думала Ева Казмарова, что в современной войне увидит павших лошадей.

— Наверно, этот конь был в обозе.

— Или тащил орудие.

— Тоже сказала! Теперь лошади их не возят.

— А может, он деревенский и убит при налете?

— Такой или этакий, а гуляш мы из него сделаем! — объявила практичная Галачиха и арестантской ложкой с отточенными краями принялась свежевать конину.

Если бы несколько лет назад кто-нибудь предсказал «наследной принцессе» из Ул: намалюют тебе, Ева, белый крест на спине, чтобы всякий видел, что ты арестантка, и в таком виде ты, словно пугало, станешь где-то в Мекленбурге отгонять в поле ворон от дохлой лошади, и ветер будет гулять в лохмотьях уродливейшего платья, которое тебе выдали в лагере из вещей евреек, отправленных в газовую камеру, и ты будешь острым краем тюремной ложки жадно кромсать куски красноватой конины и чувствовать, как во рту набегает холодная слюна, — Ева Казмарова ответила бы: «Вы с ума сошли!» И все же это было явью, и «печальная принцесса», сидя у цыганского костра, развеселилась так, как редко веселилась в своей жизни.

Мимо прошли двое небритых мужчин в полосатой арестантской одежде, прислушались к разговору у костра, замедлили шаг и остановились.

— Хотите гуляша из конины? — предложила им мать Блажены.

Они поблагодарили по-польски и переглянулись.

— Пани чешки? Почему же вы не идете к своим? — сказал младший и показал пальцем назад, в сторону леса. — Там целый лагерь чехов из Саксенгаузена.

— Где? Где? Далеко ли это, добрые люди, скажите!

Поляки ответили, что совсем близко, показали направление и пошли дальше.

Поднялась радостная суматоха. Женщины вставали, торопливо отряхивали свою жалкую одежду, смахивали пыль с дырявых ботинок. Блажена быстро умылась в озерце, ее мать поправила платочек на «чумичке». Мильча вынула красный гребешок и зеркальце, подаренные бельгийцем, послюнила и подровняла брови и устремилась в лес.

— Тебя только туда и посылать, шальная! — остановила ее Галачиха. — Спокойно, женщины! Вы подождете тут, а мы с Блаженой пойдем посмотрим, что и как. А потом вернемся к вам. Может быть, все это один обман.

Женщины согласились — осторожность нужна во всем.

— Еще неизвестно, примут ли нас там, — робко добавила Ева Казмарова.

Галачиха и Блажена отправились в лес. Блажене вдруг послышались глухие удары, словно рубят дерево. Нет, это ее собственное сердце билось в исхудалом теле от волнения и надежды. Вдруг она встретится здесь с Вацлавом? Кто знает, что может случиться в нынешние смутные времена? Ведь возможны и счастливые случайности, да, счастливые! Кто сказал, что Вацлав в Польше? Никто! А кстати, еврейские девочки тоже были из лагеря в Польше, и вот перевезли же их сюда, в Германию!

В лесу по-весеннему трогательно пахло молодой зеленью, и к этому живому аромату примешивался запах гари — весь прифронтовой край был прокопчен дымом костров и пожаров. Среди редеющих сосновых стволов уже слышался отдаленный говор и возгласы. Блажена и Галачиха вышли на опушку, стало светлее, и они увидели зеленоватые палатки и множество мужчин в полосатой одежде. Это было похоже на живую картинку. Люди занимались самыми разными делами: носили воду, стирали белье, подкидывали хворост в бледное при дневном свете пламя костров, заглядывали в котелки, играли в карты, спали, полуоткрыв рот и закинув руки за голову, отдыхали, лежа на боку, размышляли покуривая, загорали, мечтали…