Жизнь против смерти - [102]

— Вот. У нас на карте был план лагеря.

Поговорив с женщинами, командир встал и пожал руку начальнику лагеря Здене.

— Я вижу, у вас тут все в образцовом порядке. Поддерживайте его и дальше, а дня через два мы пришлем сюда гарнизон. Только одно пожелание: не ходите больше в арестантской одежде. Вы же свободные граждане. На складах одежды хватит!

ВСЕ ПУТИ ВЕДУТ В УЛЫ

Когда-то, еще при Первой республике, юный Ондржей Урбан навсегда покинул Улы. Глубоко потрясенный унизительным увольнением с фабрики Казмара, он сидел в вагоне местного поезда, упрямо не открывая глаз, пока мерный ход поезда и свисток локомотива не возвестили ему, что Улы скрылись за поворотом, и клялся, что в жизни не увидит этого ненавистного места. Вот уж не снилось и не грезилось ему, что он вернется сюда, да еще на танке и с автоматом в руках. Но сейчас Ондржей не удивлялся этому. Из Бузулука он уже прошел далеко за Остраву, шел в пургу и в распутицу, шел в мороз и в жару, шагал по пескам, в пыли бесконечных равнин и перебирался через горы и реки. Он видел множество стран и людей, руин, пожаров и трупов, он был свидетелем страшной подлости, доброты, самоотверженности и скромного героизма, он избежал стольких опасностей и набрался такого опыта, что уже ничему не удивлялся. Самая буйная фантазия автора авантюрных романов не создаст такой невероятной обстановки, в какую попадали «люди на перепутье» в эти годы, на рубеже двух эпох.

Взять хотя бы к примеру друга Ондржея — Людека, того, что иногда кричит во сне. Приходится трясти его как следует — кричать, мол, у нас не полагается. На счастье, это бывает с ним редко. Так вот, чего только не приключалось с нашим Людеком.

Налегке, в чем был, он вместе с товарищем бежал из Остравы в тот роковой мартовский вечер, когда туда неожиданно вступили войска Третьей империи. Некоторое время Людек и Бедржих прожили в Кракове, а когда началась германо-польская война, они поспешили дальше на восток, чтобы через пограничную реку Сан перебраться в Советский Союз.

Шли они обросшие, оборванные, босые, обувь буквально сваливалась у них с ног: ведь они брели уже целый месяц. В светлый октябрьский полдень за редеющим лесом мелькнула вода. Уж не это ли желанная пограничная река? Окаймленная тополями дорога делала поворот. Оба приятеля миновали его и обомлели: прямо перед ними разлеглась на траве группа немецких солдат. Столько времени удавалось нашим беженцам избегать фашистов, столько времени шли они лесами и кормились у добрых людей и вдруг попали прямо во вражьи лапы. Отступать было поздно, солдаты их заметили и поманили к себе, то ли приветливо, то ли коварно… Что будешь делать? Не голыми же руками сопротивляться вооруженным людям! Бежать бессмысленно — солдаты поднимут стрельбу. Людек и Бедржих нерешительно подошли. Солдаты стали расспрашивать, кто они и откуда, забавлялись смущением чехов и их ломаным немецким языком, но не сердились — видно, были в хорошем настроении и навеселе. Вдруг один из них, худой и высокий, сказал:

— Jetzt gibt’s Wettschieβen![97]

Они привязали Людека и Бедржиха к стволу тополя и чернильным карандашом по светлой коре дерева навели над их головами круги. Состязание заключалось в том, чтобы попасть в круг, не задевая пленников. Можете себе представить, каково было молодым чехам! Людек закрыл глаза и тупо ждал смерти. Грянул первый выстрел, звук его ошеломил привязанных, потряс до глубины души. Пуля никого не задела. Только труха от тонкой коры и увядающие осенние листья посыпались с тополя. Один лист упал за воротник Людеку, в холодном поту от смертельного страха, юноша почувствовал влажное прикосновение этого листка. Смешанный запах пороха и брызнувшего древесного сока был нестерпим, от него делалось дурно, у Людека подкашивались ноги. Грянул второй выстрел. Пуля опять впилась в дерево. Мучители были хорошие стрелки!

Вдруг где-то сзади гортанный голос прокричал по-немецки:

— Gulaschküche![98]

Солдаты, забыв о потехе, побежали к приехавшей полевой кухне. Людек и Бедржих остались стоять привязанные к тополям. Низенький бледный рыжеволосый солдат отделился от группы и подошел к пленникам. «Идет добить нас», — подумал Людек. Бледное лицо солдата вблизи показалось ему особенно злым. Но солдат, не сказав ни слова, отвязал их и отвернулся. Людек и Бедржих поспешили скрыться.

С тех пор Людек иногда кричит ночью. Сам этот эпизод ему больше не снится, мучительно уже одно ощущение пережитого ужаса. А он парень не робкого десятка. Вместе с Ондржеем Людек пережил бои под Соколовой, Киевом, Белой Церковью, побывал в аду Дуклы, прошел с боями Поляну, Остраву. Но там он уже был с оружием в руках и знал, за что сражается. Нет ничего страшнее, чем находиться в неизвестности и быть безоружным.

Или вспомним историю старой украинки — это же сказочный подвиг.

В украинской деревне, занятой немцами, в белой мазанке под соломенной крышей жила старуха Марфа Андреевна. Муж у нее был на фронте, сыновья и дочери в партизанах. Старушка жила одиноко в хатке, подсолнечники цвели под ее окном, поросенок похрюкивал в хлеву, куры рылись в садике. Пришли фрицы, перебили кур, зарезали поросенка и из озорства посшибали головки подсолнечников. А потом и о хате и о старушке думать позабыли. Маленькая тесная хатка им была не нужна, никто из начальства в ней не поселился. Солдаты были расквартированы в школе, а офицеры — в колхозных домах.