Жизнь поэта - [3]

И часто я украдкой убегал

В великолепный мрак чужого сада,

Под свод искусственный порфирных скал.

Там нежила меня теней прохлада;

Я предавал мечтам свой юный ум,

И праздно мыслить было мне отрада.

Любил я светлых вод и листьев шум,

И белые в тени дерев кумиры,

И в ликах их печать недвижных дум.

Всё - мраморные циркули и лиры,

Мечи и свитки в мраморных руках,

На главах лавры, на плечах порфиры -

Всё наводило сладкий некий страх

Мне на сердце; и слезы вдохновенья,

При виде их, рождались на глазах...

* * *

Кто же лелеял детские годы Александра? Кто научил его «предавать мечтам свой юный ум»? Кто была та «наперсница волшебной старины», которую Пушкин с любовью вспоминал уже в южной ссылке, в 1822 году:

Ты, детскую качая колыбель,

Мой юный слух напевами пленила

И меж пелен оставила свирель,

Которую сама заворожила.

Через всю свою жизнь пронес Пушкин нежную, трогательную любовь к бабушке, Марии Алексеевне Ганнибал, и к няне Арине Родионовне. Обе они лелеяли его, склонялись над его колыбелью, и в сердце поэта слились в единый трогательный образ «веселой старушки... в больших очках и с резвою гремушкой».

Наблюдая шалости Александра, Мария Алексеевна недоумевала.

- Не знаю, - говорила она, - что выйдет из моего старшего внука: мальчик умен, охотник до книжек, а учится плохо, редко когда урок свой сдаст порядком; то его не расшевелишь, не прогонишь играть с детьми, то вдруг так развернется и расходится, что его ничем не уймешь; из одной крайности в другую бросается. Бог знает, чем все это кончится, если он не переменится.

И часто журила за проделки:

- Помяни ты мое слово, не сносить тебе своей головы...

В 1806 году Мария Алексеевна приобрела небольшое сельцо Захарово, под Москвою, близ Звенигорода. Там она проводила с внуком летние месяцы.

Создавая через два десятилетия, в михайловской ссылке, «Бориса Годунова», Пушкин вспоминал Захарово и лежащие рядом Большие Вязёмы - туда бабушка возила его в церковь к обедне. Здесь же, в ограде, был похоронен в 1807 году маленький брат Александра, Николай.

Большие Вязёмы принадлежали когда-то Борису Годунову. Здесь встречали в Смутное время кортеж с Мариной Мнишек, и Пушкин мог прочесть начертанные в начале XVII века на фресках церкви надписи на польском и латинском языках. Здесь находился загородный дворец Дмитрия Самозванца. Позднее это была дворцовая вотчина первых царей Романовых. В 1812 году в Больших Вязёмах остановился Наполеон, стоял корпус Евгения Богарне, отступавшего от Москвы после бегства императора.

Так уже в детские годы накапливались в душе поэта картины его будущих творений...

* * *

Деревня Захарово под Москвой. Фотография.

Рядом с бабушкой Марией Алексеевной, лелеявшей детство Пушкина, и перед нами оживает образ его чудесной няни, Арины Родионовны. Нет в мировой литературе другой няни, чье имя так тесно сплелось бы с именем ее питомца. Простая, неграмотная русская женщина, крепостная крестьянка стала спутницей великого русского поэта.

И нет в нашей стране школьника, которому не было бы знакомо имя Арины Родионовны.

У няни была своя молодость. Двадцатитрехлетней девушкой она вышла замуж за крепостного крестьянина Федора Матвеева.

У нее было уже четверо детей, когда у Пушкиных родилась в 1797 году дочь Ольга, а через полтора года - сын Александр, будущий поэт. Ее взяли к ним няней, она вырастила их, как и младшего брата, Льва. Были у Пушкиных еще четыре мальчика - Павел, Михаил, Платон, Николай - и дочь Софья, но все они умерли в младенчестве. Остались жить два брата и сестра Ольга.

Когда Александра Пушкина отправили в 1811 году учиться в Царскосельский лицей, Мария Алексеевна предложила Арине Родионовне «вольную» - решила освободить ее со всей семьей от крепостной зависимости. Но та отказалась.

«На что мне, матушка, вольная!» - ответила няня.

Так она и осталась до конца дней своих в семье Пушкиных.

Больше всех воспитателей и воспитательниц на детскую душу будущего поэта воздействовала Арина Родионовна. Она, по словам сестры Ольги, была «настоящею представительницею русских нянь, мастерски говорила сказки, знала народные поверья и сыпала пословицами, поговорками».

Бабушка Мария Алексеевна и няня Арина Родионовна слились в воображений Пушкина в единый нежно любимый образ. И он тепло вспоминал их в стихотворении «Сон» накануне выхода из Лицея:

Ах! умолчу ль о мамушке моей,

О прелести таинственных ночей,

Когда в чепце, в старинном одеянье,

Она, духов молитвой уклоня,

С усердием перекрестит меня

И шепотом рассказывать мне станет

О мертвецах, о подвигах Бовы...

От ужаса не шелохнусь, бывало,

Едва дыша, прижмусь под одеяло,

Не чувствуя ни ног, ни головы.

Под образом простой ночник из глины

Чуть освещал глубокие морщины,

Драгой антик, прабабушкин чепец

И длинный рот, где зуба два стучало, -

Всё в душу страх невольный поселяло.

Я трепетал - и тихо наконец

Томленье сна на очи упадало.

Тогда толпой с лазурной высоты

На ложе роз крылатые мечты,

Волшебники, волшебницы слетали,

Обманами мой сон обворожали.

Терялся я в порыве сладких дум;

В глуши лесной, средь муромских пустыней

Встречал лихих Полканов и Добрыней,

И в вымыслах носился юный ум.