Жизнь по понятиям. Русская литература сегодня - [65]
И неудивительно, что, оставив иронию масскульту (предположим, коммерциализировавшимся куртуазным маньеристам или ироническим детективам Дарьи Донцовой) и пропаганде (в диапазоне от политических фельетонов Максима Соколова и Виктора Шендеровича до политических же стихотворных реплик Игоря Иртеньева), серьезные писатели, начиная с рубежа веков, все настойчивее опробуют возможности либо новой искренности (даже Дмитрий Пригов печатает сегодня статьи с названием «Искренность – вот что нам всего дороже»), либо, наконец, просто прямого высказывания, исключающего какое бы то ни было лукавство, и здесь наиболее выразительным примером может служить новая книга (блиставшего некогда своей иронией) Тимура Кибирова «Кара-Барас».
См. ЖУРНАЛИСТИКА ЛИТЕРАТУРНАЯ; ИРОНИЧЕСКИЙ ДЕТЕКТИВ; КОНЦЕПТУАЛИЗМ; КУРТУАЗНЫЙ МАНЬЕРИЗМ; МАССОВАЯ ЛИТЕРАТУРА; ИСКРЕННОСТЬ В ЛИТЕРАТУРЕ; ПАФОС, ПАФОСНОСТЬ
ИСКРЕННОСТЬ В ЛИТЕРАТУРЕ, НОВАЯ ИСКРЕННОСТЬ
В современной речевой практике искренность понимается как слово из одного смыслового гнезда с откровенностью, правдивостью, чистосердечием, открытостью и непритворностью, то есть, говоря иначе, живет как антоним всякого рода фальши, равнодушию и лицемерию. Что и объясняет писательскую и читательскую апелляцию к ней, когда в литературе верх берут либо казенщина, либо чрезмерная умственность (рационалистичность) и аутизм, а сердечность и вообще эмоциональность начинают восприниматься как качества необходимые, желаемые, но тем не менее остродефицитные.
Такое в истории нашей словесности случается уже во второй раз. И характерно, что переход от сталинщины к оттепели знаменовала собою статья Владимира Померанцева «Об искренности в литературе» (Новый мир. 1953. №?12), где автор, подвергнув язвительной критике эталонные произведения социалистического реализма тех лет, не только констатировал: «Искренность – вот чего, на мой взгляд, не хватает иным книгам и пьесам», не только заметил: «Неискренность – это не обязательно ложь. Неискренна и деланность вещи», но и выдвинул собственный эстетический императив: «Степень искренности, то есть непосредственность вещи, должна быть первой меркой оценки. Искренность – основное слагаемое той суммы даров, которую мы именуем талантом».
Понятно, что эта попытка заменить принцип коммунистической партийности безыдейной и аполитичной искренностью не могла остаться безнаказанной, и имя В. Померанцева практически навсегда исчезло из советской печати. Но, при всей плачевности личной судьбы этого замечательного критика, его идеи победили в литературе 1950-1970-х годов, что и подтверждает опыт «эстрадной поэзии», «тихой лирики», «окопной», «исповедальной» и «деревенской» прозы, драматургии Виктора Розова, Леонида Зорина, Александра Володина, Александра Вампилова, Михаила Рощина, – словом, всех тех явлений, которые определили собою облик второго русского модернизма.
С тех пор прошли десятилетия. И требование искренности, мечта об искренности, порыв к искренности вновь вырвались на поверхность литературных дискуссий. Уже, разумеется, не как демарш против бездушия и лжи официозной литературы, ибо официозной литературы в природе больше не существует, а как альтернатива постмодернистскому (по своему происхождению) взгляду на словесное искусство как на род «игры в бисер», когда чтение превращается в трудоемкую дешифровку тех или иных культурных кодов. «Налицо, – говорит Александр Кабаков, – тенденция вымывания из литературы эмоциональной составляющей и все более старательного наполнения текстов чистыми литературно-техническими достижениями. Ледяной градус чувств и ювелирная профессиональная работа сейчас в равной степени свойственны и лучшим образцам массовой литературной продукции, и практически всей “высокой” литературе. ‹…› Стихи все больше становятся интеллигентным подобием ребусов, романы превращаются в пазлы высшей сложности или описания продвинутых компьютерных игр, рассказы выстраиваются вокруг анекдотической схемы».
Таков диагноз. И неудивительно, что даже «из недр концептуализма, – как замечает Данила Давыдов, – благодаря лично Пригову вырастает движение “новой искренности”», где «декларируется преодоление концептуализма привнесением в текст прямого высказывания, подчеркиванием авторского “я”, нарочитым помещением в текст реалий, связанных с бытованием того или иного весьма узкого круга реальных людей и т. д.». Возникновение и торжество нового сентиментализма предвидит Тимур Кибиров, подчеркивая, что «читателю и зрителю… уже давно (если не всегда) хочется эмоционально наполненного искусства». Об искренности как синониме современности в искусстве говорит Дмитрий Бавильский, искренности, каждый на свой манер, жаждут глашатаи нового реализма, постинтеллектуализма и постконцептуализма, а критики, размышляя о книгах Людмилы Улицкой, Михаила Веллера, Евгения Гришковца, других успешных сегодня писателей, неизменно выделяют искренность как решающее качество нарождающейся у нас миддл-литературы.
