Жизнь по-американски - [44]

Приехав на встречу, я прошел в середину комнаты, выискивая свободные места. Помещение было разделено проходом, по обеим сторонам которого стояли раскладные стулья. Увидев, что одно место свободно, я двинулся туда. Внезапно я понял, что в помещении что-то происходит: стоило мне опуститься на свободный стул, как все, кто сидел по эту сторону прохода, поднялись и перешли на противоположную, оставив меня в одиночестве.

Вскоре стало известно, что и эта организация находилась под влиянием коммунистической партии и была в Голливуде ее прикрытием.

Нужно признать, что коммунистам удалось прибрать к рукам столько голливудских организаций только благодаря своей упорной работе и организаторским способностям. Несмотря на то что число их членов было явно невелико — всего один процент, они проникали во многие объединения, первыми являлись на все собрания и последними их покидали, добровольно приняв на себя нелегкие обязанности по обработке вполне благонамеренных либералов вроде меня.

Забастовка, организованная коммунистами, попытка захватить контроль над КНГИНП и другими организациями оставили в моей душе глубокий след. Думаю, что именно осознание этого события — попытки коммунистического переворота в Голливуде с его огромной аудиторией, превышающей пятьсот миллионов человек, — заставило меня принять предложение о выдвижении на пост президента Гильдии киноактеров, а в конечном итоге вывело на политическую арену.

Лучший отзыв, который я когда-либо получал за свою работу, касался, увы, не актерской деятельности. Похвала в мой адрес прозвучала из уст моего коллеги Стерлинга Хайдена, одно время увлекавшегося коммунистическими идеями, но впоследствии отошедшего от них. Выступая на суде, Хайден сказал: Рональд Рейган в 1946 году действовал как целый батальон, хотя выступал в одиночку, — так мощно он противостоял попыткам коммунистов захватить власть в Голливуде".

В конце концов нам всем вместе удалось справиться с "коммунистической болезнью", но эта схватка имела свои темные стороны. Были в этой истории и свои жертвы, и свои злодеи.

В Голливуд приехали представители комиссии по расследованию антиамериканской деятельности. На мой взгляд, эти люди не столько искали коммунистов, сколько добивались собственной популярности: они обвинили в связях с коммунистическими организациями многих прекрасных людей, чья вина состояла лишь в том, что они придерживались либеральных убеждений.

Как только распространилась весть о попытке коммунистического переворота в Голливуде, это стало модной темой среди политиканов, ищущих известности и падких до скандала. Многие из них не стеснялись злоупотреблять своими полномочиями ради популярности. Конечно, тому способствовал сам ореол кинобизнеса, притягательность имен, занятых в нем. Повторяю, я целиком и полностью был за то, чтобы коммунистов вышибли из Голливуда, но я против пренебрежения правдой и правилами игры. И я должен признать, что в ряде случаев представители комиссии по антиамериканской деятельности набрасывались на ни в чем не повинных людей, внося их имена в черные списки.

Так, совершенно бездоказательно были обвинены в приверженности коммунистическим идеям Джимми Кэгни, Хэмфри Богарт и другие вполне благонадежные американцы. В Голливуд приходили сотни писем со всей страны, в которых люди заявляли, что не пойдут в кино и театры, если актерам, чьи фамилии перечислены в этих письмах, не будет разрешено сниматься в кино. Эти петиции подписывали тысячи людей. События приобретали необратимый характер.

Мы лицом к лицу столкнулись с дилеммой: с одной стороны, Оливия де Хэвиленд и другие близкие мне по убеждениям люди четко были настроены на то, чтобы избавиться от коммунистов. С другой стороны, мы должны были защитить невиновных. Для того чтобы как-то решить проблему, решено было созвать совет работников киноиндустрии. Задача совета — войти в контакт с теми сотрудниками отрасли, кому начали угрожать и чьи имена были занесены в черные списки. Конечно, не в наших силах было полностью "обелить" человека, но помочь ему самому сделать это мы могли.

Мы убеждали этих людей, что им необходимо публично заявить о своей непричастности к коммунистическим идеям, а также предстать перед ФБР или комиссией по расследованию антиамериканской деятельности, то есть решиться на шаг, сделать который не мог бы ни один убежденный коммунист. Мы брали на себя организацию этих встреч и готовы были поручиться за невиновность своих подопечных. С другой стороны, если человек отвергал наше предложение, мы честно признавались, что не сможем ему помочь.

Подобная система помогала подозреваемому в коммунистических связях самому "обелить" себя, и работала она безотказно. Если уж мы ручались за того или иного сотрудника, то и отрасль в целом, и общественность безоговорочно соглашались с нами.

Все эти события как бы заново открыли мне глаза. Вернувшись сразу после войны на студию "Уорнер бразерс", я придерживался ортодоксально-либеральной позиции, заключавшейся в следующем. Я считал, что коммунисты — если таковые вообще существуют — это просто заблудшие либералы и, кем бы они ни были, едва ли они могут представлять реальную угрозу для меня или для других. До меня доходили слухи, что Москва хотела бы внедриться в средства массовой информации, особенно в самые мощные из них, но я отбрасывал эти слухи в сторону как безосновательные, порожденные кампанией "травли красных".