Жизнь охотника за ископаемыми - [57]

Двадцать первого июля я продолжал: «Сегодня страшно жарко, и работа причиняет мне величайшие страдания. Нашел маленький череп».

Жара продолжалась, и я вернулся в хижину на речке Кофейной. Пет, наша лошадь-четырехлетка, сбежала; Георг нашел ее в чужом табуне и взял обратно; на плече у нее оказалась большая язва. «Обе лошади сильно попорчены, — записано у меня. — Надо послать Георга за пищей. Тяжело будет нашей большой упряжке везти груз по такой жарище, в пыли по колено и без хорошей воды для питья».

Двадцать шестого июля я остался один и проехал километр к северу, где начал рыться в обнажении твердого зеленоватого сланца, близ места, где в прежние годы я нашел несколько обломков костей. Я был в восторге, когда нашел в сланце пустоту с двумя хорошими черепами, сохранившими первоначальное свое положение. Георг вернулся на следующий день, привез груз съестных припасов и свежей воды, которая, впрочем, очень скоро сделалась затхлой. Мы нашли еще два черепа, более крупных, также в пустоте породы, как и упомянутые выше. Один принадлежал крючковатому лабидозавру^[55] (Labidosaurus hamatus, по Копу), одной из древнейших рептилий. Другой представлял новый вид и род, который я определил позднее, когда мы вернулись в лагерь на Кофейную речку, чтобы приготовиться к приему д-ра Бройли. Он собирался приехать прямо из Мюнхена в мой лагерь на красных отложениях.

Первого августа у нас вышли все припасы, и мы поехали в город. Я снял большую комнату над складом, сделал столы и разложил образцы для осмотра их д-ром Бройли. Когда я там работал, туча саранчи налетела на здание; она стучала по стенам и крыше, словно каменный дождь. На утро вся земля сплошь была покрыта ею.

Пятого мы вернулись на старую стоянку у Серой речки и поставили две палатки с натянутым между ними полотнищем. Боковые стенки были приподняты, и мы имели возможность получить хоть немного тени для защиты от лучей безжалостного солнца. Я прошел километра три к северу, через Столовые горы, над лагерем, и нашел два очень красивых черепа длиннорогих амфибий — большерогих диплокаулусов (Diplocaulus magnicornis, по Копу) (рис. 27); я уже говорил выше об этом странном животном. Я нашел также образец древней рыбы, которая оставила свои покрытые эмалью чешуйки в породах многих формаций; ее потомки еще живут в наших реках.

Восьмого августа, несмотря на обессиливающую жару, я поехал верхом в длинную экскурсию к верховьям Кустарниковой речки. Я поднялся на Столовые горы, которые возвышались метров на девяносто над нашей стоянкой, и направился на запад, вдоль водораздела двух речек. Я часто оставлял лошадь, привязанную к кустам, пока сам углублялся в ущелья и овраги по обе стороны. Наконец, к северо-западу от лагеря, на изгибе одного из протоков Кустарниковой речки, я заметил сильно размытый плоско лежащий пласт горной породы, похожий на описанный уже мною; обилие железистых соединений придавало ему металлический блеск. Это было самое подходящее место, чтобы искать ископаемых.

Первое, что я нашел, был превосходный череп в пятнадцать сантиметров длины амфибии диплокаулус Копа (Diplocaulus copei, по Бройли). Затем на поверхности я нашел еще отличный череп варанозавра остромордого (Varanosaurus acutirostris, по Бройли), со многими костями скелета; твердая порода, в которой они были первоначально заключены, была с них смыта начисто. Верхняя и нижняя челюсти остались соединенными, и длинный ряд блестящих зубов сверкал на ярком свету. Глаза у этой рептилии были отодвинуты далеко назад, и ноздри открывались близко ко лбу. Этот череп так был непохож на все, что мне случалось видеть до сих пор, что я не сомневался — это новый род. Д-р Бройли, описывая его, говорит о нем, как о превосходнейшем из образцов, найденных в этих отложениях. Почти все остальные черепа, найденные мною, сжаты в вертикальном направлении, а этот сжат был с боков.

Я нашел в тех же отложениях сотни обломков, полных блестящими рыбьими чешуйками, такими же сверкающими ныне, как в те дни, когда они покрывали тела вымерших рыб. Там же нашел я огромный экземпляр амфибии — большерогого диплокаулуса (Diplocaulus magnicornis) и другие, гораздо меньшие экземпляры, которые оказались новыми, «диплокаулусами Копа». «Это, повидимому, будет одна из лучших найденных мною местностей, — записано у меня. — Она вознаградит меня за долгие дни поисков при таких изнурительных условиях».

Когда я добрался до лагеря, оказалось, что у Георга тоже был удачный день: он нашел пласт с костями мелких животных на обрыве Серой речки, в промоине под корнями трав. Он вытащил череп, самый маленький из всех, когда либо мною найденных и множество сломанных костей и зубов. Один образец, который д-р Бройли назвал в мою честь Cardiocephalus sternbergii (сердцеголов^[56] Штернберга), был не больше сантиметра в длину. Я добыл оттуда также шесть черепов нового вида — диплокаулус Копа.

В понедельник, двенадцатого августа, д-р Бройли прибыл в Сеймур, и мы с Георгом встретили его на станции. Высокий, крепкий, красивый немец с пышной бородой, он произвел на меня хорошее впечатление. Очень трудно мне было из-за моего глухого уха понимать его ломаный английский язык, а я, к несчастью, ни слова не говорил по-немецки. Я подумал, что он учился по-английски у англичанина, а не у американца, так как у него было особое произношение, незнакомое мне. Георг легче научился понимать его, и они сделались друзьями.