Жизнь одного химика. Воспоминания. Том 2 - [60]

Рано утром я уехал в отпуск на хутор на автомобиле вместе с дочерью и моим другом и учеником Г. Г. Годжелло. Интересно отметить, что расстояние от Москвы до хутора (около 200 километров) мы покрыли в 7 часов, причем семь или восемь раз меняли покрышки шин: настолько плоха была резина наших заводов.

Через две недели после моего возвращения из отпуска, Г. Г. Годжелло и Л. Ф. Фокин, сообщили мне, что тотчас-же после заседания в Москве стали циркулировать слухи, будто я выступил с контр-революционными предложениями о реституции прав владельцев заводов, и что я являюсь как бы новым Корниловым. Но все обошлось для меня благополучно, и когда результаты общего заседания Президиумов были доложены правительству, то последнее решило командировать меня заграницу, чтобы начать переговоры с бывшими владельцами относительно восстановления их заводов.

В Президиуме ВСНХ мною был возбужден другой важный вопрос: о приведении в порядок коксобензольной промышленности. Некоторые заводы потерпели большие аварии во время гражданской войны и требовали ремонта; другие, начатые постройкой во время войны, — напр., Рубежанский завод, — были недостроены, но масса материалов, труб, соединительных частей, кранов и т. п., находились на складах коксобензольной промышленности в Донецком бассейне. Член Президиума И. Т. Смилга, согласно донесению своего представителя по топливу в Донецком бассейне, Баженова, предложил использовать вышеуказанный материал для нужд топливной промышленности. Я резко протестовал против такого предложения и просил отложить решение до следующего заседания Президиума, пока я не представлю материал, доказывающий нелепость подобного образа действий. К назначенному для этой цель заседанию я выписал из Донецкого бассейна представителей коксобензольной промышленности Лидера, Годжелло и других и с цифрами в руках доказал, что от разбазаривания наших запасов топливо выиграет лишь ничтожно, а коксобензольная промышленность, столь важная для обороны страны, на долгое время останется в полном бездействии. Оборона страны была тем козырем, который спас коксобензольную промышленность от разрушения.

В сохранении этой промышленности мне помог Ю. Л. Пятаков, который в то время занимал большое место в Донецком бассейне и в один из своих приездов в Москву, осенью 1921 года, познакомился со мной, придя в Главхим вместе с Г. Г. Годжелло, который в то время входил в состав Московской конторы коксобензольной промышленности. Я очень просил Пятакова не разрушать, а укреплять этот вид промышленности, так как ее продукция является необходимым сырьем и для красочной и военной промышленности. Пятаков произвел на меня очень хорошее впечатление своей деловитостью и напомнил о совместной моей работе с его братом, Л. Л., погибшим в Киеве во время нашествия Петлюры.

Осенью, перед моим от’ездом заграницу, ко мне явился один коммунист из Сибири, с Кузнецкого бассейна, и принес образчик соды, который он получил из соляных озер, называемых там «Петуховскими». Он рассказал мне, что эти озера имеют очень значительное количество растворенной соды, и после летнего периода, когда значительное количество воды из озер испаряется, то большие количества соды выпадают из раствора и потому ее можно собирать на берегах в осеннее время. Он сообщил мне, что, кроме этих озер, имеются еще и другие, которые тоже богаты содой. Нахождение соды в озерах не представляло новизны, но было интересно узнать, насколько чиста сода, выделяемая из Петуховских озер. С этой целью я проделал анализ доставленных образчиков, и в результате было установлено, что сода из Петуховских озер совершенно не содержит сернокислых солей, являясь в этом отношении чуть ли не единственным примером. Я сделал доклад Президиуму ВСНХ и испросил небольшие средства для организации добычи соды из Петуховских озер и для постройки там самого простого завода. Президиум согласился с моим предложением, так как при громадном дефиците соды всякие способы ее добывания, в особенности в отдаленных частях Союза, представлялись тогда вполне целесообразными. Но для отпуска средств на это производство, необходимо было постановление Совета Народных Комиссаров, и потому Богданов предложил мне получить свидание с В. И. Лениным для личного доклада об этом деле, — тем более, что я, как лицо, вошедшее в состав правительства, должен был ему представиться.

Сговорившись с секретарем Совнаркома Фотиевой о времени приема, я, вместе с делегатом из Сибири, посетили главу советского правительства. Это была первая моя личная встреча с В. И. Лениным. 'Как часто случается, что фотографические снимки создают неправильное представление об их оригинале! Когда я увидел Ленина, то я не мог признать в нем ту личность, которую рисовал себе по его многообразным фотографическим снимкам. Портреты Ленина изображали скорее величественную фигуру с темными волосами, обладающую настойчивым и выдержанным характером. На самом деле к нам вышел небольшого роста человек, со светло-рыжеватой шевелюрой и небольшой бородкой; его немного раскосые глаза и выдававшиеся скулы несколько напоминали татарский тип, но по его простым манерам и по всему обращению нельзя было не признать в нем обычного русского интеллигента. Живость его глаз и речи производили впечатление, что перед вами умный человек, несомненно наделенный недюжинными способностями, не лишенный проницательности и хитрости. Во всяком случае, первое же знакомство с ним вызывало симпатию к нему, а его простота в обращении располагала к спокойному, деловому разговору.