Жизнь одного химика. Воспоминания. Том 2 - [187]

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

МОИ СТОЛКНОВЕНИЯ С ЮЛИНЫМ И С КУЙБЫШЕВЫМ

1-го апреля 1929 года я должен был отправиться в Берлин, согласно моего договора; в этот раз меня очень интересовало разрешение вопроса о продаже патентов И. Г. В Москве переговоры Внешторга и ВСНХ с И. Г. шли полным ходом, но вопрос о продаже моих патентов там совершенно не затрагивался, а я с своей стороны не имел желания его поднимать. Мой сын Владимир и д-р Фрейтаг писали мне из Берлина, что Баварская Ко. спрашивала их, когда я приеду. Из письма д-ра Фрейтага я понял, что между И. Г. и баварцами состоялось соглашение о продаже патентов, но, конечно, в письме не указывалось, на каких условиях эта продажа состоялась.

В марте я подал Юлину рапорт, как и ранее, о разрешении выехать в Германию для продолжения моих научных работ. Собственно говоря, это была простая формальность, так как я имел годовой паспорт, и до сих пор ГПУ не чинило мне никаких препятствий. Но мой секретарь, который следил за получением визы, заявил мне, что Юлин не пересылал моего паспорта с своей подписью в отдел ВСНХ для заграничных командировок. Я зашел в кабинет Юлина и спросил его, переслал ли он мой паспорт для оформления или нет. Он ответил мне, что ему не подавали моего рапорта и что он на днях это сделает. Пользуясь моим посещением, он стал укорять меня в том, что я, вообще, проявляю мало энергии в моей деятельности по ВСНХ и что мне надо почаще стучать кулаком по столу, требуя от начальства удовлетворения нужд химической промышленности.

«Вы, — сказал Юлин, — пользуетесь таким авторитетом и доверием в глазах нашей партии и правительства, что Вам всегда легко настоять на выполнении Ваших всегда обоснованных требований».

На эту речь я ответил, что пусть он укажет, хотя бы один серьезный случай, когда советское правительство не исполнило бы постановления Главхима, касающегося того или другого химического вопроса, в котором я принимал большое участие и был их инициатором. Я указал Юлину, что секретная докладная записка председателю ВСНХ Дзержинского, в которой излагалась подробная программа дальнейшего развития химической промышленности для обороны страны и указывалось на громадный вред отсутствия в ВСНХ Главного Химического Управления, была целиком утверждена в Президиуме ВСНХ и в Совнаркоме. Проведение этих вопросов в жизнаь и создание снова Главхима, во главе которого стоит Юлин, — это целиком моя заслуга. «Этого одного достаточно, чтобы мне не приходилось слышать подобных упреков от Вас, тов. Юлин». У Юлина ничего не нашлось, чтобы мне возразить, так как факты говорили сами за себя. Я ему не стал напоминать о других важных вопросах в химической промышленности, которые могли быть разрешены только при моем участии. Но А. И. явно хотелось меня еще чем-нибудь уколоть, и он заявил, что мое поведение в Академии Наук во время последних событий в ее жизни было не совсем корректно; я должен был бы выступить с резким осуждением, когда на последних выборах в Общем Собрании Академии был забаллотирован один кандидат (кажется, проф. Лукин). На это я ответил ему, что он не знает, вероятно, того, что я говорил в заседании Математического Отделения Академии Наук, когда я указал академ. Павлову, что после избрания определенного кандидата в специально-назначенных правительством комиссиях мы должны его избрать в члены Академии Наук.

«Ранее, чем осуждать меня, — сказал я Юлину, — Вам надо было бы ознакомиться с подлинными протоколами заседаний и тогда уже решить вопрос, достоин ли я порицания или нет».

На этом закончилась наша беседа, которая оставила во мне неприятное впечатление, так как во время ее я впервые услышал подобные упреки от Юлина. После моего разговора с ним по поводу ареста Шпитальского у меня осталось очень тягостное чувство, которое еще более усилилось после его беседы со мной по поводу моей деятельности в СССР. Я всегда знал, что политическое положение Юлина в партии невелико, так как он стал большевиком после войны, а его значение в советской промышленности еще меньше. Поэтому эти небольшие нападки на мою особу были несомненно навеяны Юлину свыше, и я решил быть на стороже.

Совершенно неожиданно я получил приглашение прибыть на заседание Президиума Центрального Комитета Союза химиков для участия в обсуждении пятилетнего плана развития химической промышленности. Я был удивлен этому приглашению*, потому что в виду моих частых отлучек заграницу и научной работы в Ленинграде я не принимал никакого участия в составлении пятилетнего химического плана в Главхиме. Конечно, до моего слуха доходили планетарные цифры ежегодного расширения производства того или другого химического продукта, которые вызывали во мне только одно сомнение в возможности исполнения таких заданий. В таких случаях я говорил своему собеседнику, что все это очень хорошо, но обратили ли вы внимание на общую коньюнктуру всей нашей промышленности, транспорта и т. п.? На заседание Ц. К. химиков я должен был идти, так как, кроме повестки, я получил еще личное приглашение по телефону от председателя Союза Химиков, фамилии которого сейчас не помню, но знал задолго до его избрания на это почетное место. Это был молодой человек, моложе 25 лет, ничего не понимающий в делах химической промышленности и попавший на этот пост совершенно случайно.