Жизнь одного химика. Воспоминания. Том 2 - [175]

Но с водворением сына в Берлине мне предстояли другие хлопоты об устройстве его жизни в Берлине. Дело в том, что его молодая жена, Нина Николаевна с дочкой Ниной (меньше года) оставались в Ленинграде с моей женой, и эта разлука на целый год не могла хорошо действовать на счастливую молодую пару. Когда я вернулся из заграницы, жена сына и моя жена стали усердно просить меня, чтобы я похлопотал о разрешении выехать заграницу и Нине Николаевне вместе с дочкой, которую она сама кормила. Первые хлопоты были неудачные, и она получила отказ от ГПУ; тогда я обратился в Москве к одному видному коммунисту, который дал мне письмо к председателю Ленинградского ГПУ, Мессингу, и я отправился к этому товарищу на Гороховую, чтобы переговорить с ним лично. К сожалению, Мессинг был в от’езде, и мне пришлось только оставить письмо, об’яснив его заместителю мою просьбу.

Я не успел еще получить ответа на мое прошение, как в Ленинград по делам Академии Наук приехал один крупный коммунист Воронов; он захотел повидать меня и осмотреть лабораторию, которую я устроил у себя на квартире, в здании Академии Наук.Так как в это время в Ленинграде был мой бывший заместитель по НТО, Л. К. Мартенс, хороший мой приятель, то я пригласил их обоих, после осмотра лаборатории, к себе пообедать. Во время обеда жена сына, Нина Николаевна, бывшая артистка Художественного Театра (в Москве), разговорилась с Вороновым; они нашли общих знакомых по театру и в разговоре она поведала ему свое горе, разлуку на целый год со своим муже. Под конец вечера сам Воронов обратился ко мне и сказал, что он поможет Нине Николаевне выхлопотать разрешение выехать заграницу. На прощание он сказал ей: «укладывайте завтра чемоданы, я Вам в 12 часов позвоню». И действительно, ровно в полдень на другой день Воронов по телефону сообщил Н. Н., чтобы она пошла в ГПУ получить заграничный паспорт. Через несколько дней она с дочкой в международном вагоне уехала в Берлин.

Перед самым моим возвращением в Москву Фрейтаг поставил меня в известность, что И. Г. проделало ряд опытов по окислению фосфора водой под давлением по моему способу и что их опыты вполне подтвердили наши результаты. Мне было очень приятно узнать, что этот вопрос очень интересует И. Г. и что опыты произведенные в большем масштабе дали также хорошие результаты. Но это сообщение мне указало, что д-р Каро передал результаты наших опытов И. Г. и что он, повидимому, хочет продать патенты этой компании. Но так как патенты относительно этого процесса были уже в марте этого года заявлены, то приоритет оставался за мною и это обстоятельство не могло вызывать у меня каких-либо опасений.

Берлинское Торгпредство все время было в контакте со мной и очень часто обращалось ко мне за советом по поводу различных технических вопросов. В особенности меня призывали для оценки различных изобретений, касающихся удушающих газов и противогазов. При берлинском Торгпредстве был специальный военный агент для военной химии. Его фамилии я не могу припомнить; это был молодой человек, лет 30-ти, небольшого роста с проницательными глазами. Он окончил химическую школу, был партийным и серьезно относился к возложенным на него обязанностям; я его знал еще в Москве по Химическому Комитету и тогда оценил его, как хорошего работника; в Берлине он был в полном контакте со мною. Мне пришлось с ним ездить по Германии и в другие страны для испытания предложенных изобретений. Несомненно, он был идейный коммунист, очень ревностно исполнявший свою работу, которая ему иногда была совсем не под силу, так как он не отличался хорошим здоровьем. У него желудок и легкие были в плохом состоянии, и на моих глазах он слабел с каждым годом, пока, наконец, развившийся туберкулез не свел его в могилу. У меня сохранилось о нем хорошее воспоминание, с такими коммунистами мы, беспартийные, могли продуктивно вести совместную работу.

В течение 1928-1929 года мне пришлось с этим военным агентом два или три раза ездить в Эссен для испытания особой ткани, которая не пропускала ядовитых гавов и потому могла служить для изготовления одежды для армии. Всякая такая поездка требовала особой усиленной работы на месте и зоркого наблюдения за происходящими порою очень опасными опытами, когда нам самим приходилось влезать в особые камеры для испытания костюмов из безопасной ткани или же особых газовых масок. В Эссене сначало были сделаны опыты над мышами, которые были посажены в камеры, обернутые предлагаемой тканью*. Для испытания состояния организмов нам пришлось пригласить особого доктора-физиолога, который делал специальные наблюдения над животными, их вскрывал и исследовал состояние внутренностей, после опыта. Подробное описание этих опытов и наше заключение мы представляли секретно по начальству.

Кроме этой экспертизы мне пришлось принять участие в обследовании изобретения одного голландского инженера, директора фабрики компримированных газов в Амстердаме.

В один день я был вызван в Торгпредство и представлен супружеской чете, голландского инженера и его супруги, русской по происхождению. Она оказалась очень толковой женщиной, получившей в Москве высшее образование и вышедшей замуж за голландского инженера, когда он дважды приезжал в Москву по техническим делам. Изобретение этого инженера состояло в том, что он вводил в любую газовую маску особое вещество, которое задерживало всякие дыма и пары ядовитых газов. Он предлагал мне вместе с военным агентом приехать в Амстердам и убедиться на опытах в целесообразности применения этого вещества. Торгпредство попросило меня принять участие в этой экспертизе и в условленное время, после получения визы в Голландию, мы выехали в Амстердам для производства опытов. На вокзале мы были встречены инженером, который помог нам хорошо устроиться в Амстердаме и прежде, чем ехать на завод, где должны были производиться опыты, повез нас к себе в дом, где познакомил со всей семьей. Оказывается, он вывез из Москвы не только супругу, очаровательную женщину, очень красивую' и образованную, но и ее мать и сына от первого брака. Невольно подумаешь: неужели было такое время большевистского режима, когда ГПУ было настолько либерально, что выпускало из социалистического рая не только интересную женщину, но все ее семейство! Теперь, когда я пишу эти строки, нравы ГПУ совсем другие: иностранец, проживший десятки лет в СССР, женившийся на русской гражданке и имеющий детей, ныне без всякой вины, высылается заграницу без права взять с собой свою жену и детей. И это лишение должен заслужить человек, который отдал свои лучшие годы работе в СССР, обучая молодых русских инженеров современной технике.