Жизнь одного химика. Воспоминания. Том 2 - [123]

Я уже упоминал об Анилино-Красочном тресте, который причинял мне особенно много забот. Мне придется не мало говорить о нем и в дальнейшем; теперь я хочу только рассказать об одном характерном факте. После того, как мне удалось поправить финансовые дела этого треста, я был приглашен на ужин, организованный работниками треста, — не помню, по какому случаю. Кроме меня, на этот ужин были приглашены товарищи из профсоюза химиков. Ужин удался на славу. Было выпито не мало дозволенных и недозволенных напитков, и когда развязались языки, то стали произноситься многочисленные тосты. Один из них у меня запечатлился в памяти. Коммерческий директор треста Берков поблагодарил меня за постоянную помощь Анилтресту. Свой тост он закончил особым изречением: «Рука берущего да не оскудеет». Против такого изречения ничего нельзя было бы возразить, если дело касалось бы только законных получек, но дело приобретает совсем другой оборот, если приношения поступают с заднего крыльца, — так подумалось мне тогда. Мое предположение, к сожалению, вскоре оправдалось, и мне пришлось давать свидетельские показания, — на суде, по криминальному процессу Анилтреста.

Мой ученик по Артиллерийской Академии и один из моих главных сотрудников по Химическому Комитету во время войны (Заведующий Кавказским районом) инженер-технолог кап. Георгий Георгиевич Годжелло сообщил мне, что в Анилтресте обнаружены злоупотребления и Н. А. Козлов и Берков арестованы. Через некоторое время я узнал, что Берков обвиняется в том, что он взял взятку около 15—20 тысяч руб. от одного поставщика. Из этих денег он дал Н. А. Козлову несколько тысяч для постройки дачи в Крыму; кроме того, Роб. Кар, Эйхман получил 500 рублей в виде награды. Член Коллегии треста Ильин (коммунист) был также замешан в этом деле (с Ильиным уже раньше был неприятный казус: во время своей командировки в Германию в 1923 году, он потерял 50 фунтов стерлингов, и Анилтрест должен был выдать ему новые деньги; об этом мне было сообщено по секрету во время моего пребывания в командировке). Следствие установило безусловно виновность двух лиц, Беркова и Козлова; что же касается до Эйхмана, то хотя против него прямых улик и не оказалось, тем не менее он все время содержался под арестом и был предан суду. Когда было назначено заседание суда, то я и Годжелло были вызваны свидетелями в суд. Как член Президиума ВСНХ, в ведении которого находился трест, я должен был дать свидетельское показание о подсудимых и о той пользе и вреде, которые эти лица причинили красочной химической промышленности. Г. Г. Годжелло был привлечен в качестве свидетеля, так как он находился на службе в ВСНХ и ведал делами по краскам. Годжелло перед поступлением в ВСНХ работал в Коксобензоловом тресте и был очень полезным работником. Он часто ездил в Донбас и ему нередко приходилось иметь дело с Ю. Л. Пятаковым, который до вызова в Москву стоял во главе всей про-

J

мышленности Донецкого Бассейна. Еще осенью 1921 года, перед моим от’ездом заграницу, Пятаков вместе с Годжелло были у меня в Главном Химическом Управлении (бывш. Сибирская гостиница в Златоустовском переулке), и я обратил внимание Пятакова на необходимость сугубой поддержки этой отрасли химической промышленности, крайне важной, как для мирного, так в особенности для военного времени.

В то время я был начальником над Пятаковым, по химической промышленности и мог ему давать приказания; я видел тогда (в 1921 году) Пятакова в первый раз, и он произвел на меня хорошее впечатление. Годжелло оставался в коксобензоловом тресте, правление которого находилось в Москве до тех пор, пока не вошел в конфликт с вновь назначенным председателем треста (коммунист, фамилию которого я не могу припомнить), который стал тратить безотчетно деньги на совершенно ненужные цели, вроде роскошной отделки помещения под правление треста и для покупки особой квартиры и т. п. Годжелло заявил ему протест, отказался подписывать эти счета и начал против него борьбу, так как наперед знал, что будет еще более ответственным за эти бесполезные траты, чем его председатель; в то время коммунисты были почти всегда свободны от ответственности за свои деяния, — не то, что в настоящее время. Годжелло воспитанный в военной среде, не мог переносить подобного безобразного отношения к делу и подал в отставку. Будучи вполне в курсе этого дела, я утвердил это его решение и перевел его на службу в ВСНХ, где он был вскоре оценен, как превосходный работник, и я не раз получал благодарность за то, что его рекомендовал на работу в ВСНХ.

Мне пришлось в первый раз побывать в заседании советского суда. Он находился на Тверском бульваре, недалеко от моей квартиры, в очень непрезентабельном помещении: грязноватом и очень плохо обставленном. Заседание суда длилось несколько дней. На мое счастье, председатель суда представлял из себя личность, которая до некоторой степени обладала тем качествами, которые должны быть присущи каждому судье. Небольшого роста, с черной шевелюрой и бородкой, он скорее

напоминал одного из граждан кавказских республик, — не то грузинской, не то армянской. Он был довольно вежлив в обращении и довольно искусно задавал вопросы, — как подсудимым, так и свидетелям. Личности прокурора и других двух судей не остались у меня в памяти. Окончательный приговор принадлежал только судьям, так как никакого жюри в Народном Советском Суде не существовало. Я попросил председателя, если, конечно, это окажется возможным, допросить меня в первую очередь в виду моей перегруженности в делах. Он любезно согласился. Мой допрос продолжался около часа. Я дал полную характеристику всем подсудимым, двух из которых, Беркова и Эйхмана, я знал еще во время войны, так как они работали на оборону. Про Эйхмана я отметил его выдающуюся деятельность во время войны по сооружению завода взрывчатых веществ в Москве в кратчайший срок, причем Эйхман, несмотря на его немецкое происхождение (он был из Приволжских немцев), проявил такое рвение, какое не всегда встречалось у русских работников. Обвинение Эйхмана в получении 500 рублей от Беркова уничтожалось тем фактом, что Эйхман был в полной уверенности, что он получает эти деньги от правления треста за полезное усовершенствование, предложенное им для более экономической фабрикации одного полупродукта для изготовления красок. Прокурор суда, выслушав мое показание об Эйхмане, отказался от обвинения, и суд признал его вполне реабилитированным.