Жизнь одного химика. Воспоминания. Том 1. 1867-1917 - [186]

Вообще разговор мой с царем отличался большой простотой, и со стороны, наверное, нельзя было бы заключить, что это повелитель громадной страны беседует со своим подчиненным. Как и ранее, Николай 2-ой произвел на меня в высокой степени располагающее к себе впечатление своей обходительностью и простотой, но в моей душе после этого разговора осталось чувство, не то сожаления, не то боязни, что он, не понимая обстановки, создавшейся в тылу и на театре военных действий, не в состоянии вывести страну из того тяжелого положения, в которое она попала, вследствие

неудачной политики всего его царствования и его неумения подбирать себе способных сотрудников. Воздействие темных сил на царицу Александру Феодоровну и ее громадное влияние на царя, парализующее всякое его разумное решение, непрестанно толкали страну к гибели, а он этого не понимал и вследствие слабости своего характера не мог предотвратить печальные последствия...

После моего доклада, гофмейстер двора кн. Долгорукий по приказанию царя пригласил меня к Высочайшему завтраку. Мне в первый раз приходилось сидеть за столом с Государем, —в особенности в таком малочисленном обществе: за завтраком было не более 14-15 человек. Государь сидел рядом с Алексеевым, а я на другой стороне стола, ближе к углу и вел разговор большею частью с своим соседом генералом кавалеристом Петрово-Соловово, который служил с Государем и с вел. кн. Сергеем Михайловичем в их бытность в гусарском полку. Завтрак был очень скромным с предварительной закуской на отдельном столе с выпивкой (хотя в то время было запрещено вино). Во время завтрака я тоже познакомился с дворцовым комендантом ген. Воейковым, которого иронически называли «генералом от Кувакерии» (он выделывал для продажи минеральную воду в своем имении «Куваки») Его лицо было не очень симпатично, и разговор с ним не доставил мне большого удовольствия; зато разговор с ген. Петрово-Соловово был очень интересным, так как я очень хорошо знал лошадей его завода и видел их на бегах на Московском и Петроградском ипподромах.

Обратно в Петроград я ехал в одном купэ с фон Кауфманом, представителем Красного Креста при Ставке, который, будучи ранее министром народного просвещения, знал меня в качестве председателя родительских комитетов. Дорогой он рассказал мне по секрету о тех опасениях, которые существуют при дворе, а также и в высших кругах, относительно пагубного влияния Александры Федоровны на царя и предсказывал, что если она не будет отстранена от вмешательства в государственные дела, то все может окончиться гибелью и

династии, и России. Из этого разговора я понял, что настроение в Ставке было очень плохое, — если человек из другого круга, чем я, и мало меня знающий, сообщает мне такие интимные вещи.

Другой раз из Ставки мне пришлось ехать в одном купэ с ген. Корниловым, которому только что удалось убежать из австрийского плена и который приезжал в Ставку для представления Государю. Он мне рассказал, как он в течении почти месяца блуждал по лесам и полям, питаясь ягодами и скрываясь от преследования. Прием у Государя был для него очень приятным, так как царь обещал назначить его командиром корпуса. Что же касается до его разговора с Александрой Феодоровной, которая в то время была в Ставке, то от нее он получил, наоборот, неприятное впечатление. Государыня спросила его, как в австрийском плену обращаются с русскими пленными; генерал ответил ей: «хуже, чем с собаками». На лице Государыни отразилось большое неудовольствие и недоверие, и она сухо прекратила с ним разговор.

Мой последний доклад ген. Алексееву и Государю был в начале ноября 1916 года, когда приезжал из Англии ген. Джаксон для ознакомления с деятельностью Химического Комитета и с ходом работ по снабжению армии. В это же самое время в Ставку приехал вел. кн. Николай Михайлович (известный историк, написавший историю царствования Александра 1-го).

После доклада ген. Алексееву о работе Химического Комитета, он задал мне несколько вопросов относительно настроений в тылу, в различных слоях общества. Я ему откровенно сказал, что положение делается критическим и что. правительство Штюрмера не имеет никакого доверия. Я позволил себе сказать ген. Алексееву, что распоряжения о призыве 40-летних в армию является ошибкой; ведь вследствие такой меры деревня останется без работников, и это отразится на снабжении пропитанием как армии, так и всей страны. На это Алексеев ответил мне, что это не его распоряжение, а министра Штюрмера, который является ныне чуть не диктатором в тылу.

Государю я доложил о всех важнейших работах в Химическом Комитете и просил его, чтобы Комитету отпустили хотя бы небольшое количество стали и железа для бензоловых заводов. Этот вид химической промышленности не требует никакого сырья и только утилизирует из газов коксовых печей продукты, необходимые для изготовления взрывчатых веществ. «Она никого не ест, — сказал я дарю, — а только дает другим». Государь обещал исполнить мою просьбу и поблагодарил меня и Химический Комитет за его работу, за которой он все время следит. Я испросил разрешение передать его благодарность чинам Комитета, что я и сделал в приказе по Комитету, когда вернулся в Петроград.