Жизнь одного химика. Воспоминания. Том 1. 1867-1917 - [143]

С самого начала перед нами встал очень неприятный вопрос относительно возможности приезда на Конгресс ученых-евреев в особенности из Америки, так как евреям в’езд в Россию был воспрещен, и о каждом лице надо было возбуждать особенное ходатайство, с указанием срока пребывания. Разрешение этого деликатного вопроса было поручено мне; надо было найти известный модус, чтобы не обидеть ученых еврейского происхождения, желавших посетить Кронгресс. По счастливой случайности, я был хорошо знаком с одним видным чиновником Департамента Полиции, Волковым, от которого во многом зависело уладить этот вопрос. Я знал Волкова в течении нескольких лет, потому что принимал участие в экспертизе частных заводов, изготовляющих порох и взрывчатые вещества, и предпринимал вместе со мной путешествия на различные заводы для осмотра на месте заводских сооружений. Он относился ко мне с большим уважением, вс|егда присоединялся к моему мнению, и потому я решил обратиться к нему за советом, как выйти из этого щекотливого положения. Я воспользовался нашей поездкой на Юг России, на Штеровский динамитный завод, где мы должны были решить очень важный вопрос о постройке на тесной территории завода новой динамитной мастерской. Я объяснил Волкову, какое неудобное положение может создаться, если сотни химиков-евреев узнают, что без особого разрешения они не будут в состоянии в’ехать в Россию для участия в Конгрессе, — в то время, как их коллеги не-евреи будут в состоянии приезжать на Конгресс совершенно беспрепятственно. Сначала Волков дал мне вежливо понять, что нельзя нарушить Высочайшее повеление, но после долгих споров мне удалось убедить его, что на основании того же повеления вполне можно дать нужное разрешение лицам, желающим приехать на Конгресс. Были намечены основы такого разрешения: на русской границе пропускаются все лица, независимо от их расового происхождения, если только они пред’явят билет, свидетельствующий, что он есть член Международного Конгресса химиков; все такие билеты должны быть скреплены моей собственноручной подписью; при выезде из России эти билеты должны быть также представлены на русской границе. Волков согласился на это мое предложение, и по приезде в Петербург, прислал мне бумагу о согласии министра внутренних дел на такой порядок в’езда членов Конгресса в Россию.

В самом начале 1914 года нами были получены нужные кредиты, и работы по подготовке Конгресса пошли полным ходом. Ответственным секретарем был приглашен инженер Похитонов, только что приехавший из Соед. Штатов, где он пробыл 8 лет и хорошо владел английским языком. Нам было дано специальное помещение для распорядительного бюро Конгресса. Были разосланы многочисленные приглашения, установлена связь со всеми странами, где были образованы постоянные бюро по Международным Конгрессам, и, наконец, напечатана и разослана первая книжка на 4-х языках, которая содержала в себе состав распределительного бюро Конгресса и разделение Конгресса на секции с указанием их председателей и секретарей. Летом стали поступать первые членские взносы, и многочисленные запросы; Конгресс обещал быть очень большим, но, к сожалению, ему не суждено было собраться вследствие начавшейся войны.

Между другими я получил письмо от моего давнего друга Гомберга, который стал профессором Государственного Мичиганского Университета. Он выражал надежду, что ему удастся приехать на Конгресс. За эти годы он сделал удивительную работу, которая прославила его имя в химическом мире: он первый доказал существование в растворе свободного органического радикала. Я был очень рад узнать, что он не забыл русский язык и приедет на Конгресс, чтобы поделиться своими новыми исследованиями.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ГОДЫ ВОЙНЫ

1914—1917

ГЛАВА ПЕРВАЯ

РОССИЯ НАКАНУНЕ ВОЙНЫ

Надо быть очень талантливым писателем, чтобы нарисовать картину тех настроений, которые обнаружились в различных классах русского народа перед началом войны 1914 года.

В довоенной России, как известно, интеллигенция составляла лишь небольшую прослойку среди 160-миллионного народа, 75—80% которого приходилось на долю русских (включая сюда малороссов и белоруссов, как имеющих с великороссами одно и то же происхождение). Разница между культурным развитием интеллигенции и крестьянства, составлявшего главную массу населения России (до 80%), была очень велика, и потому все отношение страны к правительственной политике, — как внутренней, так и внешней, — определялось почти исключительно русской интеллигенцией, которая была настроена весьма оппозиционно. К оппозиции образованного класса общества примыкала также сравнительно небольшая часть рабочих, количество которых перед войной 1914 года было, правда, очень невелико: не более 3-х миллионов. Рабочие организации были настроены более революционно, чем интеллигенция, пред’являя к правительству еще большие требования в отношении дарования политических прав, как русскому народу, так и к национальным меньшинствам, населяющим громадную часть России. Оппозиционное настроение рабочих поддерживалось все время искусной пропагандой интеллигентных революционеров, среди которых было не мало лиц не русского происхождения, настроенных против правительства за ограничение их в некоторых из их гражданских прав.