Жизнь одного химика. Воспоминания. Том 1. 1867-1917 - [139]

Впоследствии я узнал от Берлинга, что англичанам я очень понравился, и они были очень рады заполучить меня в качестве консультанта. Я с своей стороны могу сказать, что они произвели на меня очень хорошее впечатление при первом с ними знакомстве, и должен сказать, что с самого начала установившиеся хорошие отношения продолжались вплоть до 1918 года, когда все их заводы были национализированы большевиками.

Привлечение меня в качестве консультанта в различные промышленные предприятия заставило меня посвятить часть моего времени также для изучения некоторых технических проблем. В первую голову мне представилось необходимым сделать ряд опытов по изучению различных катализаторов, могущих быть использованными для отвердения жиров. В то время в литературе, — как в английской, так и в немецкой, — началась интересная дискуссия относительно применения в качестве катализаторов окислов металлов мною впервые открытых для гидрогенизации органических соединений. В виду того, что мой поклонник английский химик Бедфорд особенно настаивал на важной роли окислов окиси никкеля при гидрогенизации жиров, но в своей статье сделал несколько неправильных толкований моих объяснений механизма реакции, я был принужден напечатать в «Журнале Р. Ф.-Х. О.» специальную статью о произведенных мною разнообразных опытах с целью рассеять все недоразумения и точнее изложить мою точку зрения.

Можно сказать, что 1913 год явился для меня началом моего участия в применении моих научных знаний для нужд промышленности. Но, к сожалению, химическая промышленность в России в то время находилась в зачаточном состоянии, и потому лица, стоящие во главе ее, не могли оценить важного значения всех моих научных открытий. Я же был настоящим философом в науке и не имел ни малейшего интереса брать патенты на свои изобретения. Я помню, как проф. А. Яковкин¹³), встретив меня на улице, когда я опубликовал работу о гидрогенизации бензола, фенола, нафталина и др. под давлением в присутствии окиси никкеля (это было в 1907 году), сказал мне:

«Отчего Вы не берете патентов на ваше давление и катализаторы? Ведь это даст Вам миллионы!»

Я ответил ему, что я человек науки и хочу иметь свободу в исследовании, иначе я буду связан в своем творчестве.

Будь я с моими открытиями в такой стране, как Германия, я не был бы в состоянии сохранить свою научную свободу и был бы искушен презренным металлом. Так как почти все мои исследования печатались в немецких “Berichte”, то, конечно, немецкая промышленность не замедлила использовать все мои данные, чтобы начать на практике применять мой метод высоких давлений. Первым, кто воспользовался моими исследованиями по гидрогенизации и деструктивной гидрогенизации под давлением в присутствии водорода, был немецкий инженер Бергиус, который в 1913 году взял первый патент на превращение смол и некоторых видов твердого топлива в легко кипящие углеводороды, могущие с успехом быть примененными в качестве газолина. Если сравнить первые два патента Бергиуса (тогда они не были мне известны) с данными, опубликованными мною в 1904, 1905 и 1906 годах, то можно видеть их полное тождество, и французский инженер Кинг правильно указал в своей статье, что Ипатьеву принадлежит приоритет в открытии деструктивной и обыкновенной гидрогенизации органических соединений и что заслуга Бергиуса заключалась только в применении метода Ипатьева к разложению органических соединений, находящихся в смолах и каменных углях). Др. Вилынтеттер в своем отзыве о моей книге «Каталитические реакции при высоких температурах и давлениях» (Нью Иорк, 1936), говоря о новом направлении химической индустрии за последнюю четверть века, имеющем задачей применять катализаторы и давление (синтез аммиака) Габера, синтез метилового спирта Паттарда и J. G.), говорит: «Эти новые принципы были весьма рано применены В. Ипатьевым в своих исследованиях. Поэтому Ипатьев принадлежит к числу великих исследователей и возбудителей современной химии».

Известность о моих исследованиях докатилась и до Америки, и меня пожелал видеть один--химик-дрг Хртбберт, служивший в то время на заводах Дюпон и приехавший по делам своей фирмы в Европу. Я не знак>, имел ли он какое-либо поручение в России, но в Петербург он приехал исключительно, чтобы познакомиться со мной и посмотреть мою лабораторию высоких давлений. Он приехал в Петербург в самых последних числах июля 1913 года, когда я находился на летнем отдыхе у себя на хуторе в Калужской губернии. На его счастье я совершенно случайно приехал в Петербург из деревни, потому что был вызван фирмой бр. Нобель для какой-то срочной консультации. Каково же было мое удивление, когда рано утром, будучи один в моей квартире в Артиллерийской Академии, я услыхал звонок, и, когда отворил дверь, увидел перед собой иностранца, оказавшегося г. Хиббертом, специально приехавшим в Петербург, чтобы осмотреть мою лабораторию и поговорить со мной о моих исследованиях. На мое счастье, г. Хибберт говорил по-немецки и потому я мог дать ему интересующие его объяснения. К сожалению, в то время лаборатория была закрыта, и я мог показать ему только аппараты высокого давления различных типов: обыкновенные й с мешалками. Он очень был доволен осмотром моей лаборатории, и я в свою очередь был польщен теми похвалами, которые он сказал мне по поводу всего виденного и моих работ.