Жизнь ненужного человека - [29]

Евсей редко ощущал чувство жалости к людям, но теперь оно почему-то вдруг явилось. Вспотевший от волнения, он быстро, мелкими шагами перебежал на другую сторону улицы, забежал вперёд, снова перешёл улицу и встретил человека грудь ко груди. Перед ним мелькнуло тёмное, бородатое лицо с густыми бровями, рассеянная улыбка синих глаз. Человек что-то напевал или говорил сам себе, - его губы шевелились.

Климков остановился, вытер ладонями потное лицо, согнул спину и пошёл вслед за ним, глядя в землю, лишь изредка вскидывая глаза.

"Немолодой, - думал он. - Бедный, видно... Всё - от бедности..."

Ему вспомнился Дудка, он вздрогнул.

"Изобьёт он меня..."

Стало жалко Дудку.

В уши назойливо лез уличный шум, хлюпала и брызгала жидкая, холодная грязь. Климкову было скучно, одиноко, вспоминалась Раиса. Тянуло куда-то в сторону с улицы.

А человек, за которым он следил, остановился у крыльца, ткнул пальцем кнопку звонка, снял шляпу, помахал ею в лицо себе и снова взбросил на голову. Стоя в пяти шагах у тумбы, Евсей жалобно смотрел в лицо человека, чувствуя потребность что-то сказать ему. Тот заметил его, сморщил лицо и отвернулся. Сконфуженный, Евсей опустил голову.

- Из охраны? - услыхал он негромкий, сиповатый голос. Спрашивал высокий рыжий мужик в грязном переднике, с метлой в руках.

- Да! - тихо сказал Евсей и в ту же секунду сообразил: "Не надо было сознаваться..."

- Опять - новый, - заметил дворник. - Всё за Курносовым ходите?

- Да...

- Так. Скажи там начальству - утром сегодня к нему гость приехал с вокзала, с чемоданами, - три чемодана. Не прописывали ещё в полиции - срок имеют сутки. Маленький такой, красивый, с усиками...

Дворник замолчал, несколько раз погладил метлой тротуар, забрызгал грязью сапоги и брюки Евсею, остановился и заметил:

- Тебя тут видно. Они тоже не дураки, вашего брата замечают. Ты встал бы в воротах, что ли...

Евсей послушно отошёл к воротам... И вдруг, на другой стороне улицы, увидал Якова Зарубина. С тростью в руке, в новом пальто и в перчатках, Яков, сдвинув набок чёрный котелок, шёл по тротуару и улыбался, играя глазами, точно уличная девица, уверенная в своей красоте...

- Здравствуй! - сказал он, оглядываясь. - Я тебя сменить пришёл... Иди в трактир Сомова на Лебяжью улицу, спроси там Николая Павлова...

- Ты разве тоже в охране? - спросил Евсей.

- На десять дней раньше тебя поступил... а что?

Евсей посмотрел в его сияющее чёрное личико.

- Это ты про меня рассказал?

- А Дудку - ты выдал?

Подумав, Евсей хмуро ответил:

- Я - после тебя. Я только тебе сказал...

- А Дудка - только тебе, - у!

Яков засмеялся, толкнул Климкова в плечо.

- Иди скорее, курица варёная!

И, помахивая тросточкой, пошёл рядом с ним.

- Это должность хорошая, это я - понимаю! Жить можно барином - гуляй, посматривай. Вот видишь костюмчик?

Скоро он простился с Евсеем и быстро пошёл назад, Климков неприязненно посмотрел вслед ему и задумался. Он считал Якова человеком пустым, ставил его ниже себя, и было обидно видеть Зарубина щегольски одетым, довольным.

"Донёс на меня. Если я рассказал про Дудку, так я - со страха. А он зачем?"

И, угрожая Якову, он мысленно воскликнул:

"Погоди! Еще увидим, кто лучше!.."

Когда он спросил в трактире Николая Ивановича, ему указали лестницу наверх; войдя по ней, он остановился перед дверью и услыхал голос Петра.

- Карт в игре - пятьдесят две... В городе, в моём участке, тысячи людей, и я знаю из них несколько сотен. Знаю, кто с кем живёт, кто где служит. А ведь люди меняются - карты всегда одни и те же...

Кроме Петра и Саши, в комнате был ещё третий человек. Высокий, стройный, он стоял у окна, читая газету, и не пошевелился, когда вошёл Евсей.

- Какая дурацкая рожа! - встретил Евсея Саша, упираясь в лицо ему злым взглядом. - Её надо переделать - слышите, Маклаков?

Читавший газету повернул голову, осмотрел Евсея большими светлыми глазами и сказал:

- Надо...

Возбуждённый, с растрёпанной причёской, Пётр спрашивал Евсея, что он видел, и чистил себе зубы гусиным пером. На столе стояли остатки обеда, запах жира и кислой капусты раздражал Евсею ноздри, вызывая острое чувство голода. Он стоял перед Петром и бесстрастным голосом рассказывал то, что сообщил ему дворник. С первых же слов рассказа Маклаков заложил руки с газетой за спину и, наклонив голову, стал внимательно слушать, пошевеливая светлыми усами. И на голове у него волосы были тоже странно белые, как серебряные, с лёгким оттенком желтизны. Чистое лицо, серьёзное, с нахмуренным лбом, спокойные глаза, уверенные движения сильного тела, ловко и плотно обтянутого в солидный костюм, сильный басовый голос - всё это выгодно отводило Маклакова в сторону от Саши и Петра.

- Дворник сам вносил чемоданы? - спросил он Евсея.

- Не сказал.

- Значит, не он вносил. Он сказал бы, тяжелы или легки. Вносили сами! - заметил Маклаков. И добавил: - Вероятно - это литература. Очередной номер.

- Надо сказать, чтобы не медля делали обыск! - проговорил Саша и скверно выругался, грозя кому-то кулаком. - Мне нужно типографию. Достаньте шрифт, ребята, я сам устрою типографию, - найду ослов, дам им всё, что надо, потом мы их сцапаем, и - у нас будут деньги...