Жизнь ненужного человека - [21]

- Не поеду.

- Почему, н-ну?

- Не хочу...

- Нет, поедешь!

- Не поеду...

- Увидим! Ты - кто? Забыла?

- Все равно...

После ужина сыщик закутал лицо свое шарфом и куда-то ушёл, а Раиса послала Евсея за водкой; когда же он принёс ей бутылку столовой и другую какой-то тёмной наливки, - она налила в чайную чашку из обеих бутылок, высосала всю её и долго стояла, закрыв глаза, растирая горло ладонью. Потом спросила, кивнув головой на бутылку:

- Хочешь? Выпей, - всё равно - будешь пить!..

Евсей смотрел на её вялые губы, в потускневшие глаза и, вспоминая, какой она была ещё недавно, жалел её унылою жалостью.

- Эх, - задумчиво сказала она, - если б можно было прожить век с чистой совестью...

Губы у неё судорожно повело, она снова налила себе водки и предложила ему:

- Выпей!

Он отрицательно качнул головой.

- Трусишка. Плохо тебе жить, - это я понимаю, а зачем ты живёшь - не понимаю. Зачем?

- Так! - хмуро ответил Евсей. - А что же делать?

Она взглянула на него и ласково сказала:

- Я думаю - удавишься ты...

Евсей обиженно вздохнул и уселся на стуле покрепче.

Она прошлась по комнате, шагая лениво и неслышно, остановилась перед зеркалом и долго, не мигая, смотрела на своё лицо. Пощупала руками полную белую шею, - у неё вздрогнули плечи, руки грузно опустились, - и снова начала, покачивая бёдрами, ходить по комнате. Что-то запела, не открывая рта, - пение напоминало стон человека, у которого болят зубы.

На столе горела лампа, прикрытая зелёным абажуром, против окна, в пустом небе, блестел круглый шар луны, - он тоже казался зелёным, стоял неподвижно, как тени в комнате, и обещал недоброе...

- Я пойду спать! - сказал Евсей, вставая со стула. Она не ответила и не взглянула на него. Тогда он шагнул к двери, повторил тише:

- Я пойду спать...

- Разве тебя держат? Иди...

Евсей понимал, что ей тошно, ему хотелось сказать что-нибудь. Остановясь в двери, он спросил:

- Вам ничего не нужно?

Взглянув в лицо его мутными глазами, она тихонько ответила:

- Пойди ты к чёрту...

Ночью Климкова грубо разбудил сыщик.

- Где Раиса? Не знаешь? Дурак!

Он ушёл в комнату, потом высунул голову из двери и строго спросил:

- Что она делала?

- Ничего...

- А водку пила?

- Да...

- Свинья...

Сыщик дёрнул себя за ухо и исчез.

Задребезжала лампа. Сыщик выругался, потом начал зажигать спички, они вспыхивали, пугая темноту, и гасли; наконец из комнаты к постели Евсея протянулся бледный луч света, он вздрагивал пугливо и точно искал чего-то в тесной прихожей...

Снова вышел Доримедонт. Один глаз у него был закрыт опухолью, другой, светлый и беспокойный, быстро осмотрел стены и остановился на лице Евсея.

- Она ничего не говорила, Раиса?

- Ничего...

Евсей приподнялся на постели.

- Лежи, лежи! - сказал Доримедонт и сел в ногах Евсея.- Будь ты годом старше, - необычно ласково, шёпотом начал он, - я бы устроил тебя в охране по политическим делам. Это очень хорошая служба! Жалование - небольшое, но за успехи - награда... А ведь Раиса - красивая баба?

- Красивая, - согласился Евсей.

Сыщик странно усмехнулся, потрогал левой рукой повязку на голове, пощупал ухо.

- Женщина, - никогда ею сыт не будешь. Прародительница соблазна и греха. Куда она ушла?..

- Не знаю я, - тихо ответил Евсей, начиная чего-то бояться.

- Любовника у неё нет... Ты, Евсей, с женщинами не торопись! Они дорого стоят.

Тяжёлый, грузный, обвязанный тряпками, он качался перед глазами Евсея и, казалось, был готов развалиться на части. Его тупой голос звучал беспокойно, левая рука щупала голову, грудь.

- Много я путался с ними! - говорил он, подозрительно оглядывая тёмные углы комнаты. - Беспокойно это, а - лучше нет ничего. Иные говорят - карты лучше, а тоже без женщин не могут жить. И охота не сохраняет от женщин, ничто не сохраняет от них!

Утром Климков увидал, что сыщик спит на диване одетый, лампа не погашена, комната полна копотью и запахом керосина. Доримедонт храпел, широко открыв большой рот, его здоровая рука свесилась на пол, он был отвратителен и жалок.

Светало, в окно смотрел бледный кусок неба, в комнате просыпались мухи и жужжали, мелькая на сером фоне окна. Вместе с запахом керосина квартиру наполнял ещё какой-то запах, густой и тревожный.

Погасив лампу, Евсей почему-то очень спешно умылся, оделся и ушёл на службу.

Там, около полудня, Зарубин громко закричал ему:

- Климков, Фиалковская Раиса - это любовница Лукина, твоего хозяина?

- А что? - быстро спросил Евсей.

- Зарезалась!

Евсей поднялся на ноги, уколотый в спину острым ударом страха.

- Сейчас нашли её в чулане - идём смотреть...

- Я не пойду! - сказал Евсей, опускаясь на свой стул. Зарубин убежал, попутно сообщая канцеляристам:

- Я же говорил - любовница Лукина!

Слово любовница он выкрикивал особенно громко, со смаком. Евсей смотрел вслед ему, вытаращив глаза, а перед ним качалась в воздухе голова Раисы, и с неё ручьями лились тяжёлые пышные волосы.

- Ты что не идёшь обедать? - спросил его Дудка.

В канцелярии почти никого не было. Евсей вздохнул и ответил:

- Хозяйка зарезалась.

- Ага, - да! Ну, иди в трактир...

Дудка шагнул в сторону, Евсей вскочил и схватил его за рукав.