Жизнь некрасивой женщины - [59]

Я продала свои часы XVIII века с двумя миниатюрами, осыпанные жемчугом, для того чтобы на эти деньги перевезти мебель обратно на Поварскую, а сама решила с мамой у кого-нибудь временно поселиться. Выбор пал на Анету, которая когда-то помирила нас с мамой.

Должна сказать, что маме не хотелось уезжать со Сретенки, и она неплохо относилась к Евгению Николаевичу. Она боялась высказать мне свое настоящее мнение, но в душе была на стороне Евгения Николаевича. «Он умен… образован… он любит тебя…» — часто вырывалось у нее.

36

Я мечтала только об отъезде. В поздний зимний вечер я отправилась к Пряникам. Анета жила в том же особнячке, только в мезонине, рядом с чердаком.

Я знала, что Анета возвращается со службы поздно, и поэтому только в десятом часу сошла с трамвая на Арбатской площади.

Передо мною все время стояло лицо Михайлова. Этот чеховский интеллигент с синими глазками, темными ресничками и мефистофельской бородкой был мне омерзителен. Я вспоминала его неловкие движения, глупые слова, дрожащие руки, хорошенькое личико… Господи!.. в какую грязь я попала!.. Ника, Ника… если бы только не твое пьянство… впервые вдруг щемящая нежность шевельнулась в моем сердце…

В это время я вошла в большой, покрытый снегом двор, и… мне навстречу из темного четырехугольника пряниковских дверей шагнула знакомая высокая фигура в рыжей дохе…

— Курчонок!

— Ника!

Воздух засвистел в ушах. Сильные руки высоко подняли меня в воздух. Поцелуи посыпались на лицо, волосы, шапку, воротник, шубу. Я горько заплакала и уткнулась в его широкую грудь.

К Анете я, конечно, не попала. Мы сидели в знаменитом арбатском ресторане-подвале. На столе передо мной дымилась горячая свиная отбивная, но я не могла думать о еде.

Липкая, грязная паутина, в которую я попала, была настолько омерзительна, и я была так счастлива вновь увидеть Васильева трезвым, хорошим, задушевным, каким его встретила, что я не могла даже говорить. Слезы катились по щекам.

Васильев только что прилетел из Ташкента и прямо с аэродрома поехал к Пряникам в надежде узнать что-нибудь обо мне, а я в это время шла к Анете; так мы и встретились…

— Что ты со мной сделала? — говорил он с ласковым укором. — Ведь я чуть с ума не сошел, когда ты меня бросила! И куда ты от меня убежала? Как следы свои скрыла?.. Ведь я не мог тебя разыскать. И теща тоже в бегство пустилась, вот старая ведьма!.. Ну, скажи же мне, где ты? Что с тобой?

— Ника, я расскажу тебе все, чистосердечно, но только при одном условии: чтобы все, кого я буду упоминать в рассказе — и хорошие, и плохие, — оставались бы в полной безопасности, чтоб ты никого из них пальцем не тронул.

— Даю слово!

— Тогда слушай. — И я рассказала ему все.

Он был расстроен, озадачен.

— Ах, Курчонок, Курчонок! — вздохнул он. — И прошло-то всего каких-нибудь полтора месяца, а ты таких дел понапутывала, что теперь их и сам черт не разберет!.. Меня кругом обдурила, государство обманула и к какому-то слизняку в руки попала!.. Ну скажи мне, где твой ум?.. Говорил же я всегда, что ты глупа. Отваги ты набралась, а силенок-то и не хватило! Ну посмотри, на кого ты стала похожа? Синяки под глазами!

— Я только с постели встала…

— Оно и видно. — Он держал мою холодную руку в своих горячих, сильных руках, и это физическое тепло, согревая меня, как будто проникало в душу. — Курчонок, — уже тихо сказал он, — давай начинать нашу жизнь сызнова? А? Видишь, ведь я трезвый и таким останусь, ни одной рюмки в рот не возьму, если захочешь, лечиться от вина буду. Брошу пить навсегда!

— Я это уже слышала не раз…

— А ты поверь!.. Теперь, когда я потерял тебя… — Он сжал мою руку и поник головой. Потом совсем тихо добавил: — Не бросай меня только, не бросай… и поверь в последний раз!..

— Ника, Ника…

— А ты только поверь! — перебил он меня. — Ты ведь не знаешь, каким я стану. Москву бросим. Поедем в Ленинград, в мой дорогой Питер!.. Здесь не надо жить, здесь не удержаться мне. На каждом шагу «летная братва», всякие артисты, знакомые встречаются… не удержусь я здесь. Кроме того, я после твоего бегства здорово буйствовал, кое с кем у меня крупные неприятности были… не хочу рассказывать. А в Питер приедем, и я заживу так, как ты этого когда-то хотела. Буду лекции по авиации читать, преподавать. Даже на гражданскую авиацию переключиться готов. Только поверь мне, и начнем жить сначала!

— Я готова на это, да душа не пускает, — искренно ответила я. — Какая же это жизнь, если я тебя не люблю?..

— Да ну… — Он улыбнулся и махнул рукой. — Какая может быть у Курчонка любовь?.. Вот я тебя первый поймал, ты крылышками пошебуршила, а все-таки ко мне привыкла. Ругаешь меня, бегаешь, а все-таки жалеешь. И что это ты за любовь такую все дожидаешься? Начиталась романов, вот у тебя в голове и любовный пар, как у курильщика дым, который мозг задурманивает. Книжек начитаешься, сама себя накрутишь, а как мужское сердце к тебе загорится, так вся отвага твоя и пропадет — бежишь в кусты без оглядки. Курчонок ты и есть!

Сраженная его неумелыми, но правдивыми словами, я молчала. Да, пожалуй, и правда, что любви нет… ее создали поэты, художники, литераторы, чтобы легче было жить. Чтобы скрыть то некрасивое, реальное, что таится в этом слове…