Жизнь на старой римской дороге - [19]
— Хаджи-Согомон!.. — кричал один. Другие подхватывали — Ха, хаджи-Согомон!.. — и все это под свирепую музыку бочонков, дощечек, железок, зурны.
— Хаджи-Согомон женится…
Остальные подхватывали, яростно шумели.
Все женихи считали подобное представление делом привычным, но хаджи-Согомон, не вытерпев этого глумления, распахнул окно и, высунувшись по пояс, разразился бранью:
— И не стыдно? Чего вам надо? Сукины вы дети!..
Хаджи-Согомон кричал так громко, что закашлялся и в бессилии захлопнул окно. На крышах поднялся хохот.
— Ослиная ты башка, не выдержал? Кто тебя просит высовываться?
И толпа проказников зашумела еще громче.
Хаджи-Согомон был доведен до белого каления, он открыл окно и завопил:
— Уходите, говорю!
— Хаджи-Согомон женится!.. — снова прокричал кто-то.
Его поддержали:
— Хаджи-Согомон женится!..
— Да, женится, а вам что до этого? Чтоб вашим родителям пусто было, негодяи! — крикнул он в ответ.
Проказники заметили, что кто-то в темноте тянет его в комнату.
— Пусти меня! — загремел хаджи-Согомон и отошел от окна. Это вызвало новый взрыв хохота.
— Эгей, хаджи-Согомон, попробуй-ка заснуть!
— Хаджи-Согомон жену себе взял…
— Хаджи-Согомон седло для жены сошьет…
— Вай, хаджи-Согомон, и впрямь женишься, да?..
Шум дощечек, скрежет железа, зурна, крики, хохот — все смешалось.
Один из мальчишек, плотный крепыш, кудрявый, с блестящими и бесноватыми глазами, вышел вперед, полная луна освещала его толстые, ухмыляющиеся губы. Он сказал:
— Ребята, никак хаджи-Согомон заснул, давайте в окно!
Несколько мальчишек бросились за ним, стали карабкаться вверх, а когда одному из них удалось дотянуться до окна и постучать по стеклу, хаджи-Согомон резко распахнул окно и одним ударом кулака сбросил мальчишку вниз. Упавший не ушибся, но это распалило детвору. Все гуртом бросились к окну.
Внезапно хаджи-Согомон объявился на улице.
Мальчишки разбежались, но хаджи-Согомон успел схватить одного и, бросив его под ноги, стал топтать.
Невеста хаджи-Согомона, укутанная во что-то белое, жалобно голосила:
— Согомон-ага, целую ноги твои, иди в дом.
Хаджи-Согомон не слушал и продолжал колотить мальчишку.
Мужчины попрыгали с крыш, схватили хаджи-Согомона.
— Ты с ума сошел! Осел этакий, убьешь мальчишку!
— Пусть подыхает.
На ребенка плеснули водой. Напрасно: он был уже мертв.
Нагрянула полиция. Хаджи-Согомона арестовали и увели.
Толпа рассеялась, воцарилась тишина. И только невеста хаджи-Согомона рыдала всю ночь напролет, причитая:
— Венец мой на пол-дороге остался…
— Эх, остался… остался, — сокрушалась соседка и утешала ее.
— Не тужи, все наладится. Бог милостив.
Так хаджи-Согомон и не женился. Еще несколько дней прождала невеста в доме у хаджи-Согомона своего жениха, а потом вернулась под материнский кров.
— Бедняжка, так нетронутой и вернулась, — судачили соседи.
Сумерки, но на улице много народу, воздух теплый. Весенние дни. Луна.
Я играю с ребятишками. Вдруг — переполох. Народ собрался на одном конце улицы, все бегут, словно куры на корм.
Толпа молчит, на лицах озабоченность. Я тоже побежал.
Двое полицейских схватили нашего соседа Ншана-агу и тащат его. Ншан-ага изо всех сил отбивается.
В его руке большая корзина. Наверное, тяжелая, потому что он согнулся под ношей и у него на шее вздулись жилы.
— Что у тебя в корзине? — спрашивают полицейские.
— Виноград, — отвечает Ншан-ага.
Полицейские хохочут. Виноград весной? Ншан-ага запутался, не то сказал.
— Сушеный виноград, кишмиш, — исправляет Ншан-ага.
Полицейские требуют, чтобы он открыл корзину. Толпа бледнеет, ясно: Ншан-ага переправляет контрабандой патроны, и вот — попался.
— Какое несчастье! Его ждет тюрьма, ссылка, а то и виселица.
— Открывай корзину!..
Ншан-ага противится, умоляет отпустить его, уверяет:
— Открою, открою, только дайте в дом занести.
Но полицейские неумолимы, они раскрыли государственное преступление, их рвение будет вознаграждено.
Ншан-ага обращается к толпе и просит заступиться за него.
Никто не проявляет участия: боятся.
Наконец полицейские силой вырывают у него корзину. Раздается чей-то крик. Открывают корзину, и из нее с воплем и плачем выбирается женщина в чадре.
Ншан-ага остолбенел, уставился застывшим, растерянным взглядом в одну точку.
А толпа начинает громко и безудержно хохотать:
— Ншан-ага женщин корзинами таскает!..
— В корзине женщина оказалась!..
— Вай, дурак ты, дурак, женщину в корзину посадил!..
Женщина хочет убежать, но полицейские хватают ее.
Толпа разделилась на две части: одна окружает Ншана-агу, другая — женщину, хлопают в ладоши, издеваются.
Ншану-аге удается вырваться из окружения. Толпа, оставив женщину, бросается за ним.
