Жизнь на Самоа - [63]

Но это еще не главный позор Мулинуу. Дом президента находится у самого моря. По ночам здесь выставляются часовые и вооруженная охрана стережет беспокойный сон правительства. Со стороны суши перед домом стоит памятник бедным немецким парням, сложившим головы при Фангалии note 132. Так вот, позади памятника, в стороне от дороги, прохожий может случайно заметить маленький домик; в таких живет простой люд в лесных деревнях. Никому и во сне не снилось, чтобы под этим кровом мог помещаться хотя бы глава семейной общины; тем не менее это дворец Малиетоа-Натоаителе-Тамасоалии-Лаупепы — короля Самоа. Сидя в его обществе под этой скромной крышей, вы можете видеть меж столбов новый дом президента. Сам его величество созерцает этот дом с утра до вечера, и ход его мыслей легко себе представить. Для самоанского вождя красивый дом — непременный атрибут власти; однако вот уже семнадцать месяцев, как правительство (само устроенное неплохо) не может собраться подыскать подобающее жилище для своего владыки…

Дорога в Малие бежит по берегу бухты Фалеула и сквозь цепь приятных рощ и деревень. Сейчас дорога перерезана заборами свиных загонов. Восемь раз приходится перескакивать загородки из кокосовых кольев. Причем взлет и посадка совершаются в грязи, усеянной крупными камнями. Порой эти камни окрашены кровью лошадей, прошедших перед вами. Чтобы эти препятствия казались еще неприятнее, иной раз вы еще вынуждены пережидать, пока какой-нибудь черный боров невозмутимо перелезает через так называемую ограду. Ничто не выставляет самоанцев в более невыгодном свете, чем эти бесполезные заграждения, уродующие их единственную дорогу. Одним из первых актов правительства после приезда главного судьи было распоряжение освободить проход. Позор Матаафе, что это до сих пор не сделано.

Деревня Малие представляет картину процветания и мира. В очень хорошем описании, опубликованном в журнале «Остралэйшн», одна путешественница сообщает, будто деревня окружена военными укреплениями. Ее, должно быть, ввели в заблуждение какие-то из свиных загонов на берегу. Здесь нет никаких укреплений, ничего демонстративно военного. Насколько я понял, от ста до пятисот воинов всегда находятся на расстоянии, доступном зову, но мне не приходилось видеть более пяти вооруженных людей вместе, да и те были почетной стражей короля. Воскресный покой витает над хорошо расчищенной растительностью, пасущимися на привязи лошадьми, стадами свиней, над круглыми или овальными туземными жилищами. Их удивительно много, и все хороши в своем роде; тем не менее строятся еще. А в центре — высокий дом собраний, пожалуй самая большая туземная постройка на всех островах Самоа. Он закончен наполовину, но уже занимает видное место в пейзаже. Не заметно никакой суеты вокруг, однако готовая часть свидетельствует о продолжении строительства.

Центр всего этого — сам вождь, Малиетоа-Туиатуа-Туиаана-Матаафа, король, вернее, не король, а претендент на самоанский престол. Все сходится к нему, все исходит от него. Депутации островитян приносят ему подарки, а он в ответ по-царски их угощает. Белых путешественников, к их неописуемому изумлению, вооруженная стража короля при его приближении сгоняет с дороги. Своих танцоров он собирает звуком рожка. По вечерам он сидит в своем доме перед полукругом ораторов, представляющих многие районы архипелага, произнося и выслушивая те витиеватые и изысканные речи, которые составляют усладу самоанского сердца. От него самого и всего окружения веет поразительным чувством порядка, спокойствия и довольства (в местном понимании). Ему шестьдесят лет, он высокий, могучего сложения, с белой от седины головой и усами, глаза ясные и спокойные, нижняя челюсть заметно выдается вперед, что делает его похожим на благодушного английского дога. Манеры его почтенны, а речь вкрадчива, как у католического прелата. Он никогда не был женат, и гостей обслуживает приемная дочь. Много времени назад он дал обет целомудрия — «жить, как господь наш жил на земле»; и полинезийцы затаив дыхание передают, что он сдержал его. В подобных пунктах он, верный своему католическому воспитанию, склонен даже проявлять суровость. Лауати, главное лицо на Савайи, недавно развелся с женой и взял другую, более красивую. И когда я в последний раз был в Малие, Матаафа (вразрез с собственными интересами) как раз послал ему выговор. Говорят, что непосредственные приближенные, несмотря на его обходительность, скорее уважают его, чем любят. Его власть в большей степени порождение авторитета, чем популярности. Но ни один из ныне живущих самоанских вельмож не мог бы и пытаться достичь того, чего он добился на протяжении последних двенадцати месяцев, не утратив ни капли своего престижа. Он не только удержал своих сторонников от войны, но даже вынудил их явиться на суд в лагерь врагов в Мулинуу. Я сомневаюсь, был ли такой триумф авторитета возможен когда-либо прежде. Лично я бывал и жил почти во всех местах расселения полинезийской расы, и только один человек произвел на меня более сильное впечатление…

Итак, я попытался, не смягчив, воспроизвести полученные впечатления: достоинство, изобилие и мир в Малие, банкротство и растерянность в Мулинуу.