Жизнь на Мурмане - [2]

Оба они семейные, но у русского дети малолетки, у финна же уже все три сына работники, а три дочери живут с мужьями своим хозяйством. Финны выписывают газеты; пользуются отдыхом в праздники в кругу своей же семьи, а в остальное время промышляют. Русский — не имеет ни коров, ни овец, ни оленей, как бы за отсутствием призвания к скотоводству; финн же обратно — точно не может жить без молока и держит 2–4 коровы, десяток овец и с 10 оленей.

Постройки у финнов порядочные, светлые, чистые и в комнатах чувствуется некоторый избыток в украшениях в сравнении с неудачниками, которые при посещении относятся не только с уважением к хозяевам, но и к жилью их.

Теперь посмотрим, как колонисты промышляют, начав для порядка с января месяца. После крещенских праздников, когда уже долгая полярная тьма рассеется и самая жизнь на Мурмане просыпается, Хотя не ежегодно, но случается, что и в январе треска держится берегов и если условия погоды позволяют — финн и русский удят треску для сушки ее. В это же время бывает и акула; но промысел этот настолько не развит еще, что его даже и не вспоминают. Чаще же всего январь уходит у них в трудах «около дома» и в приготовлении сетей для ловли тюленя. Февраль месяц я не припомню, чтобы давал треску вблизи берега, и уходит более всего на окончательную заготовку снастей для тюленя и в конце концов на сборы и отъезд из Кольской губы на Кильдин или Шельпино, смотря по ходу зверя. Скажу попутно, что нынче один русский добыл около 300 пуд. тюленьего сала и сдал по 2 руб. за пуд. Когда же акула заметно стала «вредить промыслу», он тут же попробовал и удить ее, получив в результате на 20 руб. и акульей печени. К сожалению, наше незнание объявилось и здесь. В то время, как по словам энергичного начальника мурманской экспедиции В. Ф. Држевецкого, в Германии акулья шкура, отделанная кожевником, представляет солидный заработок, — у нас ни во что не считается и бросается в море… Март обычно составляет разгар звериного промысла сетями на Мурмане и только в последних числах, заметно ослабев, отпускает промышленника, что бы поспешить к 20 числам апреля подготовить сети на семгу, построить или подновить землянку на тони и засесть там до конца июня. Надобно сказать, что в это время, если не считать исключений, поблизости к Кольскому заливу трески не бывает и если таковая подходит на западном Мурмане в районе Вардэ — Вайда губа, а затем Цып — Наволок, Кильдинская банка, то еще является маловыгодным промыслом для беспалубного судна, кроме того, за отсутствием самой постановки наживочного дела на Мурмане весенний промысел не может еще вытянуть колониста из отдаленных колоний и сподручен только для близко живущих на линии Ворьема — Цып Наволок. Если же июнь окажется обильным по наживке, то финн и русский стремятся за треской, так как в половине июня цены на семгу значительно падают, семга идет менее крупная (межень), а сети уже требуют, за нагревом верхних слоев воды, более тщательного ухода. Семга или вернее семужьи тони, составляют самое больное место по разделу промысловых угодий среди мурманцев. Здесь резко выделяются три народности: лопари, финны–колонисты и русские–колонисты. Первые ловят первобытным способом и отличаются навыком определять движение семги хотя бы на водяной ряби, чтобы во время затянуть невод. Русаки частью учатся у лопарей ловить неводом, а больше того ставят гарвы (крюки), которые могут оставаться без просмотра и сутки. Финны прибегают к кильнотам, как к последнему выпуску орудия лова на западе. Несмотря на разные орудия лова, результаты промысла мало разнятся. Со временем мы дадим на страницах «Известий» весьма интересную картину хода семги, подмеченного нами на практике, пока же скажем, что промышляет на деле тот счастливо, который много трудится; вернее, — более наблюдателен и все время изучает и отмечает движения семги при разных условиях погоды, очертания бухт, глубины и проч.

Один из отменно счастливых ловцов и является описываемый здесь русский, который на непризнанных тонях несколько лет подряд ловит лучше, чем другие ждут на первоклассных и в особенности за последние годы. Так нынче он, например, привозил в разгар по 20 пуд. × 14 рублей = на 280 руб. в день, имея одну помощницу для установки сетей–гарв.

Далее, июль и август для лова трески на маленькой лодке являются лучшим временем, и здесь не только эти два, как лучших, промышленника, взятых для примера, но и каждый, даже убогий колонист, в промысле счастливы и смогут достать на продажу, чтобы обеспечить свое дальнейшее существование. Финн промышляет энергичнее русского: он ловит треску и «на удебную» уду, и ярусом и ставными сетями. Последние так редки на Мурмане, что русский колонист один на моих глазах был поражен таким способом ловли и долго не мог успокоиться, что за 8 лет жизни на Мурмане, не мог до этого «сам» додуматься. Конец июля иногда и начало августа у финна уходят на уборку сена, а русский переходит на ближайшие озера за сигом и кумжей. Если случится привал селедки, то тот и другой не упустят её. Кстати сказать, с введением пошлины в Архангельске на норвежскую сельдь, промысел таковой на Мурмане ожидается с большим желанием; но, как на грех, селедка не является там, где ее ожидают и таким образом, появившиеся специально 2–3 парохода для селедки — бросили это дело… Сентябрь снова возвращает их на треску и, судя по погоде, остается промысловым до конца. Финн в этом же месяце еще более стремится за сайдой, улавливая теми же сетями, что ловил весною семгу.