Жизнь Мухаммеда - [42]

Что касается конкретной любви — не только чувственной, но и любви к детям, родственникам и друзьям, — то подобное чувство, по мнению Мухаммеда, приводит и к отрицательным последствиям, так как оно «делает людей глухими и слепыми», от любви же к «ближнему», очевидно, еще никто и никогда не ослеп.

Одно из интересных следствий нравственного безразличия к личностям окружающих — полная невозможность удовлетворить властолюбие и честолюбие, если они в достаточной степени развиты, в замкнутом кругу индивидов, так как нравственная ценность этих индивидов почитается ничтожной. Властолюбие становится неизбежно ненасытным, возникает потребность подчинить своей власти весь народ, весь человеческий род, весь мир.

По словам Мухаммеда, которые подкреплены свидетельствами его современников, он проводил в молитве треть или даже половину ночи — и это не считая того времени, которое отнимали у него дневные молитвы. Из этого можно заключить, что молился он не менее трех-четырех часов ежедневно и что молитва была едва ли не главным средством того очищения и сближения со сверхчувственным, иллюзорным миром, к которому он стремился.

Указание Мухаммеда, что «молитва — это соединение верующего с Богом возвышением духа», и его же неоднократные свидетельства о высшем наслаждении, которое приносила ему молитва, означают, что после определенной, может быть, многолетней тренировки ему удалось вызывать в себе молитвами отчетливое ощущение реальности бытия Бога, которое сопровождалось острым субъективным чувством радости, счастья и гармонии. Это, так сказать, та сторона «молитвенных упражнений», которая постоянно поддерживала в нем надежду на установление прямого контакта со сверхчувственным миром — со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Но этим отнюдь не исчерпывалось значение молитвенных обращений к Богу. Главным оставалось все же именно «очистительное» значение молитв как мощного средства самовнушения и самогипноза, уникального способа воздействовать на те убеждения и представления, которые не основаны на логическом мышлении и опыте. Большей частью эти убеждения усваиваются человеком в самом раннем детстве как не подлежащие никакой критике категорические приказания взрослых. Ребенок, беззащитный в том смысле, что он не способен подвергнуть внушаемые ему формулы логическому анализу или просто сопоставить их с поведением взрослых людей, неизбежно воспринимает их на веру. А потом, когда он подрастет, зачастую уже бывает поздно — даже при желании его рассудок не всегда способен «вычеркнуть» или «переписать» заново прочно врезанные в подсознание моральные и нравственные аксиомы. И трудность здесь заключается как раз в том, что воспринятое на веру и воспринятое с участием рассудка хранятся в разных сферах сознания и хотя взаимодействуют друг с другом, однако никогда друг с другом не сливаются и не смешиваются.

Попытка только при помощи рассудка изменить привитое с детства представление была психологически совершенно достоверно проанализирована Достоевским в романе «Преступление и наказание». Родион Раскольников логически безукоризненно доказывал сам себе, что уничтожить старуху-процентщицу, мерзкое и отвратительное существо, кровопийцу, приносящую всем только зло и страдание, — хорошо. Коли же накопленные ею деньги употребить на светлое и благородное дело, на пользу всему человечеству, то последние сомнения должны исчезнуть, и убийство ее и ограбление с точки зрения разума становятся поистине героическим и самоотверженным поступком. И Родион Раскольников убил старуху-процентщицу. Убил и превратил свою жизнь в ад, так как нарушил принятую на веру с самого детства заповедь: «Не убий!» — и сразу же в глубинах его подсознания вспыхнул сигнал страшной опасности. Ежесекундной. Со всех сторон. Сигнал, требующий принять немедленно защитные меры. Никакие доводы рассудка не могли потушить этот сигнал, он заглушал все и делал жизнь невыносимой. Оставалось помешательство, или самоубийство, или спасение под защиту логически бессмысленной, возмутительной и ложной с точки зрения разума аксиомы, также принятой с самого детства на веру: «Вина искупается наказанием». Раскольников выбрал последнее и пошел доносить на себя, предпочитая жизнь на каторге тому, что даже нельзя и назвать жизнью. Поставленный им опыт изменения внутреннего нравственного закона с помощью чистого разума не удался.

В принципиально сходной ситуации находился и Мухаммед, когда его религиозные представления потребовали внесения крупных поправок в нравственную и моральную области. Многие заповеди, усвоенные с детства как священные и непреложные, нужно было полностью и бесследно стереть и вместо них вписать новые формулы и аксиомы, по возможности вписать столь же прочно и во всяком случае в ту же самую сферу сознания, где хранится информация, принятая на веру. Такую задачу можно было успешно решить только самовнушением — подкрепленным или даже не подкрепленным доводами рассудка. Практика настойчивого самовнушения осуществлялась Мухаммедом в форме молитвы — словесных обращений к воображаемому объекту, наделенному безграничной властью и могуществом.