Жизнь моя, иль ты приснилась мне?.. - [8]

– И ни разу не поинтересовался, откуда у них ноги растут?

– Никак нет! – от стыда и сознания своей офицерской и мужской неполноценности я опускаю глаза.

– Раззява. Тебя, может, сегодня убьют. А ты даже не разговелся, ни разу не попробовал… – Что-то едва уловимое, похожее на сочувствие, послышалось в его голосе, и после секундной паузы он продолжил: – А если напоретесь на немца? Или попадёте под артобстрел?

– Немедленно наваливаюсь на командующего и закрываю его своим телом.

– Это плохо! Что значит – наваливаюсь?.. Наваливаться, Федотов, ты на немца должен. А на генерала – в случае артиллерийского или минометного обстрела – ты должен ложиться с нежностью, как на женщину! И прикрывать своим телом! Давай дальше.

Я понял, что для Сергеева, если ты подполковник и выше – ты человек, если ниже его по званию – пень осиновый.

Я еле перевожу дух, в голове от напряжения гудит, а Сергеев продолжает:

– Группе разведчиков – твоему взводу, помимо обеспечения безопасности доставки на плацдарм генералов, поставлена частная боевая задача: скрытно провести разведку прибрежной полосы, заставить немцев показать свою оборону и раскрыть систему огня. Повтори приказание.

– Слушаюсь, повторить! Если с командующим или командиром корпуса во время переправы что-нибудь случится, я буду расстрелян. Разведвзводу…

– Задачу и ответственность понял правильно,- устало отмечает подполковник Сергеев. – Корабль и команда чтобы были в блестящем порядке, а за безопасность плавания отвечаешь головой. Радиосвязь будешь поддерживать постоянную с обоими берегами – со мной и с плацдармом. Иди!

Я выхожу. Меня столько раз уже пугали расстрелом и военным трибуналом, что я воспринимаю это как норму. На войне, чтобы заставить человека вылезти из окопа, идти под пули, под мины, на смерть, действенна только угроза смертью. «Сверху – команда, снизу – план любой ценой», а за спиной генералы и полковники с секундомерами фиксируют каждую команду и время ее исполнения, поэтому командиры отделений, чаще командиры взводов бегали вдоль залегшей цепи с пистолетом, матюками и пинками поднимали солдат. У этих командиров была горькая участь. Лейтенанты и младшие лейтенанты дольше двух-трех недель живыми не оставались. За два года я к этому привык. Единственно, что утешает, это то, что старшим офицерам, командирам батальонов и полков смертью и трибуналом угрожают еще чаще, чем нам – командирам рот и взводов.

Около большого начальства главное – не дело делать, а изображать! Тяжкая работёнка – легче вагоны разгружать. Это даже мыши в окопах знают.

И я опять вспоминаю Фролова. Начальство ещё не приехало, а сколько вагонов я уже выгрузил…

4. Приезд генералов

Генералы прибыли, когда уже стемнело. Завидя подъезжаюших, Сергеев вылезает из машины в метре от меня.

– Товарищ генерал… – слышу я голос Сергеева. – Разрешите обратиться… Разрешите доложить… – с волнением, негромко, сбивчиво говорит он. – Товарищ генерал-полковник, разрешите доложить: переправиться через Одер этой ночью под таким обстрелом и в такую непогоду – это не м…ми трясти! Прошу вас… Разрешите… Только что получена радиограмма…

– Вы что, издеваетесь?! – возмущенно восклицает командующий. – Вы получили приказание в шесть часов утра. У вас было семнадцать часов на подготовку! Докладывали, что для переправы все подготовлено, а у вас ещё и конь не валялся.! Это безобразие! О чем вы думали раньше?! Обеспечьте переправу немедленно любыми средствами и даже невозможными!

– Слушаюсь… Разрешите…

– Идите!

Хотя сегодня мне как никогда досталось от Сергеева – он дрочил меня на инструктаже до одурения, мне его жаль, хотя он и сам виноват. Ведь только утром полковник Кириллов объяснил ему, что, если такой волевой генерал примет решение, остановить его невозможно.

При моем появлении Сергеев докладывает командующему:

– Товарищ генерал-полковник, назначенный ответственным за вашу доставку на плацдарм командир разведроты дивизии старший лейтенант Федотов.

Оба генерала поворачиваются ко мне. Я делаю шаг навстречу командующему:

– Товарищ генерал-полковник,- вскинув руку к каске, в свою очередь, докладываю я,- плавсредства и экипажи трех амфибий к переправе подготовлены!

Командующий пристально и неулыбчиво рассматривает меня, вглядывается в мое лицо. Очень внимательно рассматривает меня и командир корпуса.

Мне потом объяснили расчет Фролова: у командующего армией сын был командиром взвода в соседней дивизии, и Астапыч полагал, что оттого командующий будет относиться ко мне по-отечески и, во всяком случае, лучше, чем к зрелых лет майору или капитану.

– С какого времени в действующей армии? – спрашивает командующий.

– С июня сорок третьего года.

Сергеев, очевидно, почувствовал, что я не произвожу впечатления на командующего, и тут же вступается:

– Один из лучших офицеров… Ветеран дивизии… Боевой офицер. Имеет большой опыт форсирования. Наш главный перевозчик. Переправиться через Одер ему всё равно что два пальца… обмочить,- заверяет он. При этом для большей ясности он поднимает руку к низу гимнастёрки, хотя и так всё ясно. Он бросает на меня быстрый выразительный взгляд, и я вмиг вспоминаю его инструктаж и соображаю: очевидно, он не сумел ясно доложить, почему целесообразнее отсрочить переправу, и потому это должен сделать сейчас я. И я снова вскидываю руку к каске.