Жизнь моя - Армия - [5]

Этот чертов Богдан совсем не смыслил в живности, зато перед командиром части блистал словечками «опорос», «отел», «нагул», «прибавка в весе» и т. д… Васин подумал и сам рассмеялся, представив, как командир стоял с поросятами в руках. Тут же вспомнил, что должен быть в штабе с объяснениями. Посмотрел на часы. До встречи оставалось десять минут. Смех пропал. Прапорщик вздохнул:

— Ладно, вы отдохните и начинайте поросят возить, а мне в штаб приказано прибыть. Ваганов, ты подстрахуй Рогова и стойку на место забейте незаметненько. Не хотелось бы мне еще и с Гореловым ругаться. Он же сразу Савицкому наябедничает. Ох и получу сейчас из-за свинтусов… — Посмотрел на отделение, ухаживающее за коровами и вздохнул еще раз: — Парни, вы помогите свинарям перетаскать. Все же не чужие теперь, раз в одну роту попали…

ОКУРОК

Игорь Гулькин курил много и часто. Был солдат худым, длинным, но жилистым. Сказывалась деревенская жилка. Игорек родился и вырос в деревне и лишь последний год перед армией провел в небольшом районном центре, где учился в ПТУ на шофера. Смотрел на мир серыми, вечно удивленными, глазами в белесых ресницах и не упускал возможности посмеяться, так как смешлив был от природы.

Едва прибыв в часть, заявил, что к технике склонности не имеет и хотел бы работать с животными. Эту его фразу, на его же счастье или беду, услышал начальник подсобного хозяйства и упросил вначале Федорова, а затем и командира отдать парня ему. Вот и работал Гулькин то на ферме, то на свинарнике. От работы не отлынивал и прапорщик через полгода присматриваний поручил ему такое ответственное дело, как варить корм для животных.

Васин не приветствовал его увлечение куревом, так как сам не курил и этого же требовал от других, изо всех сил пытаясь отучить всех приданных ему солдат от пагубной привычки. Часто, между делом, читал лекции о вреде курения. Солдаты старательно делали вид, что слушают и с трудом подавляли зевки. Едва прапорщик замечал, что кто-то не слушает, как следовала новая лекция об отношениях солдат и командиров в армии. И не дай Бог, если Коля Васин заставал кого-то из парней курящими в свинарнике!

Тут уж можно было огрести по полной программе, вплоть до удара в челюсть. Начальник мог повторить два раза, но на третий буквально зверел. Брызгая слюной и потрясая огромными кулаками, орал:

— Я сколько повторять буду, чтоб не курили в помещении! Сами травитесь, так еще и молодняк у свинтусов травите! Выгоню и будете, как идиоты по плацу ходить!

Далее следовал незамедлительный удар, от которого редкий солдат удерживался на ногах, поэтому и старались встать спиной к куче с сеном или соломой, чтоб не так жестко падать было. Как ни странно, синяков после его рукоприкладства не оставалось. Умел прапорщик бить, два года срочной службы явно были прожиты им не зря. Это признавали все и в общем-то не обижались. Васин был мужиком отходчивым и не злопамятным. С ним можно было и пошутить и посмеяться, да и совет он всегда мог дать дельный. На его обещание «выгнать» давно никто не обращал внимания.

Начальник подсобного хозяйства привыкал к солдатам и когда у тех заканчивался срок службы, расставался с грустью. Напоследок вместе с ними любил попить пивка, вспоминал все смешные и трагичные происшествия на ферме. За это его любили и прощали редкие взбрыки начальственного гонора. Чаще всего это случалось, когда прапорщик получал нагоняй от командира или заместителя. Но еще чаще мужик «прикрывал» солдат от начальственного гнева, а они даже не догадывались. Он ведь побывал в их шкуре и все помнил…

В тот день, уже после обеда, Гулькин варил пойло для поросят на ужин. Спокойно свалил комбикорма и промытые очистки с остатками, принесенные из столовой, в кипящую воду. Тщательно размешал лопатой в котлах и решил покурить.

Выходить на холод не хотелось. На улице было морозно. Единственное окно полностью затянуло узором, но Игорь знал, что снаружи с крыши свисают почти двухметровые сосульки и собирался обить их лопатой, когда отправится в роту. В это утро он, поскользнувшись, налетел в темноте на такую сосулю головой. Ледышка выдержала и не свалилась, а вот Гулькин еле удержался на ногах.

От котлов потянулся хлебный, чуть кисловатый, запах. Солдат с удовольствием втягивал в себя табачный дым. Выкурил уже полсигареты, когда услышал на улице тяжелые шаги. Так мог ходить только один человек — прапорщик Васин. Гулькин заметался по тесному кормоцеху, размахивая руками, чтоб развеять табачный дым. Сигарету спрятать было некуда. Кинуть в печь не догадался и не придумал ничего лучше, как швырнуть окурок в котел с пойлом в надежде, что он потонет.

Прапорщик ввалился в помещение весь обиндевевший из-за двадцатиградусного мороза. Лицо налилось багрянцем от холода. Скинул перчатки и расстегнул крючки на воротнике бушлата. Стащил шапку и принюхался. Тут же настороженно спросил:

— Курил в цехе?

Солдат вытянулся, но руку к виску не вскинул, так как шапки на голове не было:

— Никак нет! Выходил на улицу только перед вашим приходом, вот и пахнет.

Васин протянул озябшие ладони к печке и добродушно протянул: