Жизнь Микеланджело - [33]

«Этот славный человек, — писал он, — который кому‑то ответил: «я не государственный деятель, я человек честный и здравомыслящий», был прав. Если бы только мои работы в Риме доставляли мне так мало забот, как государственные дела!»[359].

Поистине в нем исчезла ненависть. Он не мог больше ненавидеть. Было слишком поздно.

Увы, как я устал от ожиданья,

От поздних радостей душа устала.

К тому ж, пора настала,

Что сердце благородное прощает,

Обидчикам же дружбу предлагает[360].

Он жил в Мачель де’Корви, на форуме Траяна. Там у него был дом с небольшим садом. Он занимал его со слугою[361], служанкою и своими домашними животными. Ему не везло с прислугой. «Все они были небрежными и нечистоплотными», по словам Вазари. Он часто менял их, и горько на них жаловался[362]. Неприятностей с ними у него было не меньше, чем у Бетховена; и его «Ricordi» (записки), как и «Разговорные тетради Бетховена», еще хранят следы этих домашних ссор: «О, лучше бы ее вовсе здесь не бывало!» — пишет он в 1 560 году, рассчитавши служанку Джироламу.

Комната у него была мрачная, как могила[363].

… и пауки заткали паутиной,

Освободив от пряжи веретенца[364].

Посреди лестницы он нарисовал «Смерть, несущую на плечах гроб»[365].

Он жил, как бедняк, еле питался[366]и, «не будучи в состоянии спать, вставал ночью, чтобы работать резцом. Он смастерил себе картонную каску, посередине которой на голове прикреплял зажженную свечу, чтобы она таким образом, не занимая у него рук, освещала работу»[367].

По мере того как он старился, он все более погружался в одиночество; для него было потребностью, когда в Риме все засыпало, уходить в ночную работу. Тишина была для него благодеянием и ночь — подругой:

О ночь (хоть мрак), пора успокоенья,

Где достигают все труды покоя!

Кто чтит тебя, тот зрит и мыслит вдвое

И полное имеет рассужденье.

Усталое ты режешь размышленье,

Что затемнение родит сырое;

Из сферы низшей в высь иного строя

Ведешь меня ты часто в сновиденьи.

Тень смерти, что собою прекращаешь

Ряд бедствий, сердцу и душе враждебных, —

Всем удрученным верное лекарство.

Здоровье плоти хилой возвращаешь,

Ты сушишь слезы волей сил волшебных,

Снимая с добрых скучные мытарства[368].

Однажды ночью Вазари посетил в пустынном доме одинокого старика, находившегося с глазу на глаз со своей трагической «Pietà» и своими размышлениями.

На стук Вазари Микеланджело поднялся и подошел к дверям с подсвечником в руках. Вазари захотел посмотреть на статую, но Микеланджело выронил свечу, которая погасла, чтобы ничего нельзя было видеть. Пока Урбино ходил за другой свечой, Микеланджело обернулся к Вазари и сказал: «Я так стар, что часто смерть тянет меня за штаны, чтобы я шел за нею. В один прекрасный день мое тело упадет, как этот факел, и, как он, погаснет свет моей жизни».

Мысль о смерти, с каждым днем все более мрачная, все более притягательная, поглощала его.

«Во мне нет ни одной мысли, — говорил он Вазари, — где бы смерть не была вырезана резцом»[369].

Она представлялась ему теперь единственным счастьем в жизни:

Коль прошлое встает передо мною

И на него взираю, —

О лживый мир, тогда я понимаю,

Объят наш род ошибкою какою.

Чье сердце с лестью злою

И с суетною сластью примирится,

Душе горчайшее готовит горе.

Кто научен судьбою,

Тому всечасно зрится,

Что мир, который ты несешь во взоре,

Тебе не дастся вскоре.

Не благодать — что дни должны тянуться;

Чем кратче жизнь, тем легче ввысь вернуться…[370]

Последний лет своих уж вижу день я

И поздно, свет, узнал твои услады.

Мир, что тебе не дан, твоя награда,

Что умирает ранее рожденья.

И ужас, и смущенье

От лет, что мне послала

Судьба, возобновляет

Лишь сладость заблужденья.

Тот, кто живет немало,

Без пользы телу душу убивает.

Кто испытал, тот знает,

Что тот счастливей на земле, поверьте,

Кто тотчас по рожденьи вкусит смерти[371].

Микеланджело строго осудил своего племянника Лионардо за то, что тот отпраздновал рожденье своего сына:

«Эта торжественность совсем мне не нравится. Непозволительно ^меяться, когда весь мир в слезах. Устраивать подобный праздник только из‑за того, что кто‑то появился на свет, значит быть лишенным здравого смысла. Радость надо приберечь ко дню, когда умирает человек, хорошо проживший свою жизнь[372].

И на следующий год, когда племянник потерял второго сына в младенческом возрасте, Микеланджело прислал поздравление.

Природа, которою до сих пор его лихорадочные страсти и интеллектуальный гений пренебрегали[373], в последние годы его жизни стала для него утешительницею. В сентябре

1556 года, бежав из Рима, которому угрожали испанские войска герцога Альбы, проезжая через Сполето, он пробыл там пять. недель среди дубовых и оливковых рощ, весь проникшись ясным великолепием осени. Он с сожалением вернулся в Рим, куда его вызвали в конце октября. «Я оставил там половину себя, — писал он Вазари, — ибо мир можно обрести только среди лессв».

Расе non si trova senon ne boschi[374].

И, вернувшись в Рим, восьмидесятидвухлетний старик сочинил в прославление полей и сельской жизни, которую он противопоставлял городской лживости, прекрасное стихотворение: оно было последним его поэтическим произведением и полно чисто юношеской свежести