Жизнь Марии Медичи - [51]

— Ришелье!

— Да, сир?

— Я понимаю. Мою мать нельзя оставлять на свободе. Как это сделать?

Людовик встал. В мигающем свете камина его лицо казалось темным и угрюмым, глаза покраснели от слез.

— Прикажите ее двору отправиться в Компьень, — сказал кардинал. — Там все будет организовано. Детали оставьте мне, для вас они слишком мучительны. Я поступлю с Ее Величеством так, как если бы сам был ее сыном.

— Да будет так, — пробормотал король. — Но пусть все произойдет побыстрее. Ожидание для меня хуже всего.

— Поверьте, сир, через неделю все закончится, и вы станете в значительно большей степени королем Франции, чем сейчас.

* * *

Так все обстояло или не так, точно сказать невозможно. Важно другое. Важно то, что ситуация вдруг повернулась в самом неожиданном ракурсе. Король (и это исторический факт. — С.Н.) призвал к себе кардинала и объявил ему о своем решении: он признателен ему за все, что Ришелье сделал для его матери и для Франции, он решительно настроен защитить Ришелье от клики врагов, которая воспользовалась благосклонностью Марии Медичи, и он намерен и впредь пользоваться его услугами.

Дальше — больше. Людовик отверг просьбу Ришелье об отставке и сказал, что его советы более ценны для Франции, чем советы его матери.

Потом он сказал, что все зло идет не от Марии Медичи, а от окружающей ее клики, с которой он намерен разделаться. Далее король пригласил к себе министров и государственных секретарей. В результате самые ярые сторонники Марии Медичи были сняты со своих постов и отправлены в изгнание.

* * *

Тот день вошел в историю как День одураченных. Он получил такое название из-за произведенных внезапных перестановок. Тогда, осенью 1630 года, вряд ли кто-то из участников событий, включая и самого кардинала, мог бы представить себе, какие изменения ожидают каждого из них в самом скором будущем.

Собственно, в День одураченных (10 ноября 1630 года) Мария Медичи оскорбила сначала племянницу кардинала де Ришелье, которую согласилась принять в состав своих фрейлин, а потом и самого кардинала, сумевшего по потайному ходу попасть в залу, где разговаривали Их Королевские Величества.

Франсуа де Ларошфуко в своих «Мемуарах» рассказывает:

«Когда король затворился наедине с королевой, она опять стала жаловаться на кардинала и объявила, что не может больше терпеть его у кормила государства. Понемногу оба собеседника начали горячиться, и вдруг вошел кардинал. Королева, увидев его, не могла сдержать своего раздражения: она принялась упрекать его в неблагодарности, в предательствах, которые он совершил по отношению к ней, и запретила ему показываться ей на глаза. Он пал к ее ногам и пытался смягчить ее своей покорностью и слезами. Но все было тщетно, и она осталась непреклонной в своей решимости».

Казалось бы, для кардинала все было кончено, и Мария Медичи, уверенная в своем сыне и в том, что он никогда не предпочтет ей кардинала, совсем позабыла об осторожности и открыто стала праздновать свою победу.

Молва об опале кардинала де Ришелье распространилась немедленно. Почти никто не сомневался, что он окончательно низложен, и придворные устремились толпой к королеве-матери, чтобы разделить с ней ее торжество.

Но король, который больше всего хотел быть королем справедливым, рассудил, что он обязан государству больше, чем матери. А государству был нужен такой человек, как кардинал де Ришелье.

Конечно, решение это возникло в голове у короля не само по себе. Марии Медичи настоятельно советовали не оставлять сына наедине с его всем известной неуверенностью. Однако боязнь томиться в Версале от скуки и жить там без привычных удобств оказалась для нее непреодолимым препятствием, и столь разумный совет был ею отвергнут. Кардинал же ловко воспользовался таким положением дел и, овладев волей короля, заставил принять решение, выгодное лишь ему самому.

В результате кардинал, который, как утверждают некоторые, уже готовился укрыться в одной из своих крепостей, остался на своем месте, а вот на его противников посыпались кары — одна другой страшнее: Маргарита Лотарингская, принцесса де Конти, дочь герцога Генриха де Гиза, организатора убийств гугенотов в Варфоломеевскую ночь, и Карл IV Лотарингский, герцог де Гиз, ее брат, были изгнаны из Франции; Франсуа де Бассомпьер, отличившийся при осаде Ла-Рошели и ставший маршалом, был отправлен в Бастилию; маршалу Луи де Марийаку отрубили голову на Гревской площади; канцлер Мишель де Марийак, его брат, был заключен в тюрьму, где оставался до самой смерти…

Этот скорбный список можно было бы продолжать еще очень и очень долго. За многими в нем не было никакой вины, кроме близости к Марии Медичи.

Франсуа де Ларошфуко, отец которого тоже пострадал, в своих «Мемуарах» констатирует:

«Столько пролитой крови и столько исковерканных судеб сделали правление кардинала де Ришелье ненавистным для всех. Мягкость регентства Марии Медичи была еще памятна каждому, и все вельможи королевства, видя себя поверженными, считали, что после былой свободы они впали в рабство».

* * *

23 февраля 1631 года Мария Медичи занималась своим утренним туалетом. Дело происходило в Компьеньском замке, что в 70 километрах к северо-востоку от Парижа, и королева-мать готовилась к поездке в столицу, желая еще раз попытаться поговорить с сыном. Неожиданно ей объявили, что прибыл кардинал де Ришелье. Сказать, что она была удивлена, — это ничего не сказать. Взаимные приветствия дались обоим с видимым трудом.