Жизнь М. Н. Муравьева (1796–1866). Факты, гипотезы, мифы - [9]

Шрифт
Интервал

) Московскому под его богохранимую державу Великий Новгород и по его государеву изволению распущены из княжеских и боярских дворов служилые люди. И тут им роспись, кто чей быша послужилец, в Воцкие пятины которые помести по государеву указу государев писец Дмитрий Китаев». Следует список семей бывших послужильцев (то есть слуг) десяти княжеских и боярских дворов. Дворы пронумерованы от 1 до 10. Под номером 9 читаем: «Муравьевы – Ослопольские послужильцы, одна семья двора его в те поры помещена». Заканчивается текст так: «Которые боярские и княжеские послужильцы в сей тетради написаны, все в те поры испомещены были в Воцкой пятине»[30]. Этот текст много раз переписывался в частные разрядные книги и отдельные тетрадки, неофициально именовался «Поганой книгой» и хранился во многих дворянских семьях.

Мог ли Иван Муравей быть не сыном, а «послужильцем», то есть бывшим слугой Олуповского? Да, мог. Москве нужно было найти множество мужчин боеспособного возраста, пригодных к военному делу и готовых навсегда отправиться за тридевять земель в незнакомый край, граничащий с воинственными соседями и населенный крестьянами, чья лояльность к Москве была по меньшей мере сомнительна. Кого могла привлекать такая перспектива? Конечно, тех, кому нечего было терять на старом месте и кто приобретал шанс одномоментно превратиться из слуги того или иного конкретного лица в слугу великого князя Московского, из безземельного «послужильца» – в землевладельца. Поэтому челядь распускаемых боярских дворов, особенно те, кто имел боевой опыт, были наилучшим человеческим материалом для грандиозного проекта полного обновления служилого сословия Новгородского края. Вот как писал об этом В. О. Ключевский: «У прежних удельных бояр и дворян были свои вооруженные дворовые слуги, холопы, с которыми господа ходили в походы. Московское правительство иногда отбирало этих привычных к оружию боярских слуг, послужильцев (бывших служителей), на государственную службу, наделяя их землей и заставляя по земле нести ратную повинность наряду с прочими служилыми людьми. Так, после покорения Новгорода Великого в Москве с княжеских и боярских дворов забрано 47 семейств таких слуг, которые были испомещены в Вотской пятине и впоследствии являются в составе местного дворянства»[31].

Есть и некоторые косвенные признаки, подтверждающие версию «Поганой книги». Во-первых, то, что в писцовой книге 1500 года Дмитрий Китаев, перечисляя Муравьевых, всех их пишет в уменьшительной форме и без отчества, как писали тогда простолюдинов. Между тем соседи Муравьевых поименованы полным именем с отчествами: Игнатий Васильев сын Пушкин, Григорий Васильев сын Картамазов и т. п.[32]. Во-вторых, то, как быстро Муравьевы перестали именовать себя Олуповскими. Уже через несколько лет после прибытия в Новгород, как видно из кабальных записей на приобретаемых ими холопов, сыновья Ивана Муравья пишут себя исключительно Муравьевыми.

Но как же в таком случае быть с Есипом Пущей, согласно канонической версии братом Ивана Муравья, вместе с ним перебравшимся в Новгородский край и ставшим основателем рода Пущиных? В цитированном выше списке «Поганой книги» Пущины не упоминаются, напротив, четко указывается, что тогда была «испомещена» только одна семья двора Олуповского – Муравьевы. Пуща Олуповский и его дети появляются только в переписной книге 1500 года. В Каргальском погосте государевы писцы отмечают сельца, числившиеся за «Пущою за Олуповским да за его детьми за Булгаком да за Андрейком»[33]. А в Сабельском погосте Василий Пущин (очевидно, сын Есипа) упоминается как совладелец нескольких деревень в паре с Григорием (Мордвином) Муравьевым.

Думается, что ход событий может быть реконструирован следующим образом. В 1483 или 1484 году на новгородские земли прибывает отпущенный по указу великого князя бывший слуга Василия Олуповского Иван Муравей с семьей. Позже, видимо в 1490-е годы, за ним следует Есип Пуща. К 1500 году Иван умирает, а Есип Пуща живет со своими взрослыми сыновьями неподалеку от сыновей Ивана Муравья в Каргальском погосте на берегу Финского залива. В любом случае Есип Пуща и Иван Муравей, даже если они не были родными братьями, были очень близкими людьми. Может быть, побратимами или сводными братьями (Муравей незаконный сын Василия Олуповского?). Впрочем, это даже не гипотеза, а всего лишь догадка, одна из множества возможных.

Завершая эту тему, не могу не упомянуть об одной весьма колоритной истории, тоже опирающейся на древние источники. В 1648 году новгородский дворянин Кошкаров (или Кошкарев) подал новгородскому наместнику князю Урусову жалобу на оскорбление, нанесенное ему дворянином Сергеем Муравьевым. Оскорбление состояло в том, что Муравьев публично заявил, будто бы Кошкаров происходит от холопов. Кошкаров утверждал, что холопов среди его предков не бывало. Муравьев же ссылался на то, что в распоряжении новгородского наместника есть древние книги, в которых это записано[34].

Видимо, ссоры между новгородскими дворянами по поводу «благородства» происхождения происходили нередко. И вот то ли для своего личного пользования, то ли в назидание спорщикам наместник приказал своим подьячим подготовить обзор переписных книг Дмитрия Китаева с указанием выходцев из боярской челяди, ставших по воле Ивана III новгородскими помещиками, и, соответственно, с ответом на вопрос о «благородстве» предков Кошкаровых и Муравьевых.


Рекомендуем почитать
Николай Александрович Васильев (1880—1940)

Написанная на основе ранее неизвестных и непубликовавшихся материалов, эта книга — первая научная биография Н. А. Васильева (1880—1940), профессора Казанского университета, ученого-мыслителя, интересы которого простирались от поэзии до логики и математики. Рассматривается путь ученого к «воображаемой логике» и органическая связь его логических изысканий с исследованиями по психологии, философии, этике.Книга рассчитана на читателей, интересующихся развитием науки.


Я твой бессменный арестант

В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.


Пастбищный фонд

«…Желание рассказать о моих предках, о земляках, даже не желание, а надобность написать книгу воспоминаний возникло у меня давно. Однако принять решение и начать творческие действия, всегда оттягивала, сформированная годами черта характера подходить к любому делу с большой ответственностью…».


Литературное Зауралье

В предлагаемой вниманию читателей книге собраны очерки и краткие биографические справки о писателях, связанных своим рождением, жизнью или отдельными произведениями с дореволюционным и советским Зауральем.


Государи всея Руси: Иван III и Василий III. Первые публикации иностранцев о Русском государстве

К концу XV века западные авторы посвятили Русскому государству полтора десятка сочинений. По меркам того времени, немало, но сведения в них содержались скудные и зачастую вымышленные. Именно тогда возникли «черные мифы» о России: о беспросветном пьянстве, лени и варварстве.Какие еще мифы придумали иностранцы о Русском государстве периода правления Ивана III Васильевича и Василия III? Где авторы в своих творениях допустили случайные ошибки, а где сознательную ложь? Вся «правда» о нашей стране второй половины XV века.


Вся моя жизнь

Джейн Фонда (р. 1937) – американская актриса, дважды лауреат премии “Оскар”, продюсер, общественная активистка и филантроп – в роли автора мемуаров не менее убедительна, чем в своих звездных ролях. Она пишет о себе так, как играет, – правдиво, бесстрашно, достигая невиданных психологических глубин и эмоционального накала. Она возвращает нас в эру великого голливудского кино 60–70-х годов. Для нескольких поколений ее имя стало символом свободной, думающей, ищущей Америки, стремящейся к более справедливому, разумному и счастливому миру.