Жизнь Лавкрафта - [423]
Интересы, что привели меня к литературе о необычном, сложились очень рано - сколько я себя помню, меня всегда очаровывали странные идеи и истории, древние предметы и пейзажи. Ничто и никогда, похоже, не пленяло меня сильнее, чем мысль о каком-нибудь причудливом нарушении скучных законов Природы или о чудовищном вторжении в знакомый нам мир чего-то неведомого, явившегося из бескрайних бездн пространства.
Когда мне было года три, я жадно вслушивался в обычные детские сказки о феях и волшебниках, и "Сказки" братьев Гримм стали одной из первых книг, что я прочел - в возрасте четырех лет. Когда мне было пять, меня пленили сказки "Тысяча и одной ночи", и я часами изображал араба, называя себя "Абдулом Альхазредом" - некий добрый старец посоветовал мне это как типично сарацинское имя. Правда, лишь много лет спустя я додумался отправить Абдула в восьмой век и приписать ему ужасный и запретный Некрономикон!
Но не только книги и легенды владели моей фантазией. Крутые, тихие улицы родного города, чьи колониальные дверные проемы под веерообразными окошками, мелко-застекленные оконца и изящные георгианские колокольни доныне полны живым очарованием восемнадцатое века, таили в себе волшебство, тогда - да и сейчас почти неизъяснимое. Особенно мучительно волновали меня закаты над морем городских крыш, расстилающимся под склонами высокого холма. Не успел я оглянуться, как восемнадцатый век поработил меня - даже сильнее и надежнее, чем героя "Площади Беркли"; так что я привык коротать время на чердаке, корпея над книгами с длинным S, изгнанными из библиотеки на нижнем этаже, и бессознательно усваивая стиль Поупа и д-ра Джонсона как естественный способ выражения. Эту поглощенность вдвойне усугубляло мое скверное здоровье, из-за которого мои визиты в школу были редкими и нерегулярными. В результате мне стало неуловимо неуютно в современности, а время я в итоге начал воспринимать, как нечто мистическое и зловещее, таящее в себе великое множество непредсказуемых чудес.
Природа столь же остро волновала мое чувство фантастического. Наш дом стоял неподалеку от того, что в то время было краем городской застройки, так что я был не менее привычен к всхолмленным полям, каменным стенам, гигантским вязам, приземистым фермерским домам и темным лесам деревенской Новой Англии, чем к старинным городским видам. Этот меланхоличный, девственный пейзаж, казалось, был наполнен неким громадным, но невнятным смыслом, а над некоторыми темными лесистыми ложбинами близ реки Сиконк словно бы витала аура странности, не лишенной смутного ужаса. Они являлись мне в снах - особенно в кошмарах, включавших черных, крылатых, гибких как резина существ, которых я окрестил "полуночниками" [night-gaunts].
Когда мне было шесть, популярные детские издания познакомили меня с мифологией Греции и Рима, и я был глубоко ею впечатлен. Я бросил быть арабом и стал римлянином - кстати, восприняв древний Рим со странным чувством близости и узнавания, лишь немногим более слабым, чем похожее чувство к восемнадцатому столетию. В каком-то смысле, два этих чувства были единым целым; ибо, разыскивая творения классиков, из которой были взяты те детские рассказики, я по большей части находил их в переводах конца семнадцатого или восемнадцатого века. Толчок, полученный воображением, был- колоссален, и какое-то время я действительно верил, что краем глаза вижу фавнов и дриад в определенных почтенных рощах. Я завел привычку строить алтари и приносить жертвы Пану, Диане, Аполлону и Минерве.
Примерно в том же возрасте таинственные иллюстрации Густава Доре - увиденные в -Данте, Мильтоне и "Древнем мореходе" - мощно поразили мое воображение. Впервые я попытался взяться за перо - самой ранней вещью, что я могу припомнить, был рассказ о жуткой пещере, сотворенный в возрасте семи лет и названный "Благородный соглядатай". Он не сохранился, хотя я все еще владею двумя уморительно младенческими рассказиками, датированными следующим годом - "Таинственный корабль" и "Загадка могилы", чьи заголовки достаточно наглядно показывают направление моих интересов.
Примерно в восемь лет мной овладел сильнейший интерес к наукам, который, несомненно, вырос из разглядывания загадочного вида изображений "Философских и научных инструментов" в конце "Полного словаря Вебстера". Первой стала химия, и вскоре у меня была пресоблазнительная маленькая лаборатория в подвале родного дома. Затем настал черед географии - причудливой и жутковатой зачарованности Антарктическим континентом и другими далекими, неторенными царствами чудес. Наконец, мне открылась астрономия - и после двенадцатого дня рождения зов иных миров и невообразимых космических просторов надолго заглушил все остальные интересы. Я печатал на гектографе маленькую газету под названием "Род-Айлендский Журнал Астрономии" и в конце концов - в шестнадцать - прорвался с материалами по астрономии в настоящую периодическую печать, раз в месяц обогащая статьями о текущих астрономических феноменах местную ежедневную газету и заполняя более пестрой смесью еженедельные сельские листки.
Говард Филлипс Лавкрафт прожил всего 46 лет, но оставил после себя неоценимый вклад в современную культуру. Его жизнь была полна противоречий, взлетов и падений. Теперь она детально исследована ведущим мировым авторитетом С. Т. Джоши, который подготовил окончательную биографию Лавкрафта – расширенную и обновленную версию книги, которая стала лауреатом премии Брэма Стокера и Британской премии фэнтези. В ней вы найдете бесчисленные подробности творчества Лавкрафта, ранее не опубликованные, а также новую информацию из архивов, которая была обнаружена за последние 15 лет, в течение которых Джоши и работал над книгой.
Один из самых преуспевающих предпринимателей Японии — Казуо Инамори делится в книге своими философскими воззрениями, следуя которым он живет и работает уже более трех десятилетий. Эта замечательная книга вселяет веру в бесконечные возможности человека. Она наполнена мудростью, помогающей преодолевать невзгоды и превращать мечты в реальность. Книга рассчитана на широкий круг читателей.
Один из величайших ученых XX века Николай Вавилов мечтал покончить с голодом в мире, но в 1943 г. сам умер от голода в саратовской тюрьме. Пионер отечественной генетики, неутомимый и неунывающий охотник за растениями, стал жертвой идеологизации сталинской науки. Не пасовавший ни перед научными трудностями, ни перед сложнейшими экспедициями в самые дикие уголки Земли, Николай Вавилов не смог ничего противопоставить напору циничного демагога- конъюнктурщика Трофима Лысенко. Чистка генетиков отбросила отечественную науку на целое поколение назад и нанесла стране огромный вред. Воссоздавая историю того, как величайшая гуманитарная миссия привела Николая Вавилова к голодной смерти, Питер Прингл опирался на недавно открытые архивные документы, личную и официальную переписку, яркие отчеты об экспедициях, ранее не публиковавшиеся семейные письма и дневники, а также воспоминания очевидцев.
Биография Джоан Роулинг, написанная итальянской исследовательницей ее жизни и творчества Мариной Ленти. Роулинг никогда не соглашалась на выпуск официальной биографии, поэтому и на родине писательницы их опубликовано немного. Вся информация почерпнута автором из заявлений, которые делала в средствах массовой информации в течение последних двадцати трех лет сама Роулинг либо те, кто с ней связан, а также из новостных публикаций про писательницу с тех пор, как она стала мировой знаменитостью. В книге есть одна выразительная особенность.
Имя банкирского дома Ротшильдов сегодня известно каждому. О Ротшильдах слагались легенды и ходили самые невероятные слухи, их изображали на карикатурах в виде пауков, опутавших земной шар. Люди, объединенные этой фамилией, до сих пор олицетворяют жизненный успех. В чем же секрет этого успеха? О становлении банкирского дома Ротшильдов и их продвижении к власти и могуществу рассказывает израильский историк, журналист Атекс Фрид, автор многочисленных научно-популярных статей.
Многогранная дипломатическая деятельность Назира Тюрякулова — полпреда СССР в Королевстве Саудовская Аравия в 1928–1936 годах — оставалась долгие годы малоизвестной для широкой общественности. Книга доктора политических наук Т. А. Мансурова на основе богатого историко-документального материала раскрывает многие интересные факты борьбы Советского Союза за укрепление своих позиций на Аравийском полуострове в 20-30-е годы XX столетия и яркую роль в ней советского полпреда Тюрякулова — талантливого государственного деятеля, публициста и дипломата, вся жизнь которого была посвящена благородному служению своему народу. Автор на протяжении многих лет подробно изучал деятельность Назира Тюрякулова, используя документы Архива внешней политики РФ и других центральных архивов в Москве.
Воспоминания видного государственного деятеля, трижды занимавшего пост премьер-министра и бывшего президентом республики в 1913–1920 годах, содержат исчерпывающую информацию из истории внутренней и внешней политики Франции в период Первой мировой войны. Особую ценность придает труду богатый фактический материал о стратегических планах накануне войны, основных ее этапах, взаимоотношениях партнеров по Антанте, ходе боевых действий. Первая книга охватывает период 1914–1915 годов. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.