Жизнь Лавкрафта - [353]

   Пизли верит, что его сны о Великой Расе - всего-навсего плод его эзотерических штудий во время "амнезии"; но затем австралийский исследователь, найдя в психологических журналах некоторые статьи Пизли об его снах, сообщает ему в письме, что недавно были обнаружены некие древние руины, чрезвычайно похожие на его описания города Великой Расы. Пизли сопровождает этого исследователя, Роберта Б.Ф. Маккензи, в экспедиции­ в Большую Песчаную пустыню - и с ужасом обнаруживает, что у того, что он считал снами, вполне мог быть реальный источник. Однажды ночью он уходит из лагеря, чтобы осмотреться. Он петляет по ныне подземным коридорам города Великой Расы - все сильнее лишаясь присутствия духа, поскольку все встреченные места ему знакомы. Он знает, что единственный способ подтвердить, были ли его сны просто снами или же некой чудовищной реальностью, - отыскать тот отчет, что он написал для архива Великой Расы. После изнурительного спуска он попадает в нужное место, находит нужную запись и открывает ее:

   Ничей глаз не видел, ничья рука не касалась той книги со времен появления человека на этой планете. И все же, когда я на миг зажег над ней свой фонарь в этой ужасающей мегалитической бездне, я увидел, что странно окрашенные письмена на ломких, потемневших за миллионы лет целлюлозных страницах не были некими неведомыми иероглифами времен юности Земли. Нет, это были буквы знакомого нам алфавита, складывающиеся в английские слова языка и написанные моим собственным почерком.

   Но поскольку он теряет это доказательство во время безумного подъема на поверхность, он по-прежнему в силах утверждать, с назойливой рациональностью: "есть основания надеяться, что пережитое мной было полностью или частично галлюцинацией".

   Космический размах этой работы - сравнимый в этом отношении только с "Хребтами Безумия" - обеспечивает повести "За гранью времен" одно из высших мест среди работ Лавкрафта; а богатство деталей истории, биологии и культуры Великой Расы столь же убедительно, как и в "Хребты безумия", хотя, возможно, даже лучше интегрировано в повествование. И снова читателя захватывает безграничность пространства и времени; особенно ясно это прописано в чудесном отрывке, где Пизли встречается с другими пленниками Великой Расы:

   Там был разум с планеты, известной нам как Венера, которому суждено будет жить бессчетные эпохи спустя; и один с внешней луны Юпитера - из прошлого глубиной в шесть миллионов лет. Из земных обитателей некоторые принадлежали к крылатой, звездоглавой, полурастительной расе палеогенной Антарктики; один был из рептильного народа легендарной Валузии; трое - из числа покрытых мехом дочеловеческих гиперборейцев, почитавших Цаттогву; один - совершенно отвратительный чо-чо; двое - паукобразные обитатели последней эпохи Земли; пятеро - из числа жесткокрылых созданий, что придут на смену человечеству и однажды станут объектом массового переноса разумов Великой Расы, бегущей от некой ужасной опасности; было и несколько представителей различных ветвей человечества.

   Это упоминание "жесткокрылых созданий" (то есть, жуков) снова выдает затаенное чувство, которое мы уже наблюдали в других рассказах - презрение к человеческому самомнению. Позже Пизли добавляет горестное замечание: "я с дрожью думаю о тайнах, которые может скрыть прошлое, и трепещу перед угрозами, которые может принести будущее. То, на что намекали постчеловеческие существа, говоря о судьбе человечества, произвело на меня такой эффект, что я не в силах изложить это здесь".

   Именно Великая Раса становится подлинным центром повествования; настолько, что они - подобно Старцам в "Хребтах Безумия" - начинают походить на истинных "героев" произведения. Много говорится об их истории и цивилизации; хотя, в отличие от Старцев, они едва ли претерпели какой-то упадок с достигнутых потрясающих интеллектуальных и эстетических высот - возможно, потому что их целью был не столько захват территорий и образование колоний, сколько чисто интеллектуальная деятельность. Политические и утопические построения, выраженные в этом произведении, я рассмотрю ниже.

   Основной идеей повести, обменом разумами, мы обязаны, меньшей мере, трем источникам. Во-первых, это, конечно же, "The Shadowy Thing" Х.Б. Дрейка, чье влияние мы уже видели в "Твари на пороге". Во-вторых, малоизвестный роман Анри Биро "Lazarus" (1925), который имелся в библиотеке Лавкрафта и был прочтен в 1928 г. В этом романе мы видим человека по имени Жан Морин, который провел шестнадцать лет (с 1906 по 1922 г.) в больнице, страдая от затяжной амнезии; за это время у него возникла субличность (прозванная персоналом больницы Жерве), сильно отличающаяся от его обычного "я". Эта альтернативная личность появляется время от времени; однажды Жану кажется, что из зеркала на него глядит Жерве, позже он решает, что Жерве преследует его. Жан даже, подобно Пизли, предпринимает исследование случаев раздвоения личности в попытке разобраться с ситуацией. (Кстати сказать, мотив амнезии в "За гранью времен" имеет крайне любопытную связь с биографией автора. Амнезии Пизли продолжается с 1908 по 1913 г. - именно в то время сам Лавкрафт, вынужденный бросить школу, стал вести жизнь затворника. Возможно, он сам начал верить, что некая иная личность взяла в то время верх).