Жизнь, которую мы потеряли - [8]

Однако в тот вечер, когда мы ехали ко мне домой, жизнь вдруг показалась мне хорошей штукой. Мы с Джереми слушали репортаж об игре «Твинс», по крайней мере, лично я точно слушал, поскольку Джереми, конечно, было трудно поминутно следить за ходом игры. Я всю дорогу болтал с ним, объясняя основные моменты матча, но он практически не отвечал. А когда отвечал, то вступал в разговор так, будто только что вышел из соседней комнаты. И к тому времени, как мы свернули возле кампуса с шоссе I-35, «Твинс» уже почти положили Кливленд на обе лопатки, получив четыре очка и ведя со счетом 6:4. Я азартно улюлюкал после каждого очка, а Джереми передразнивал меня и, заражаясь моим энтузиазмом, тоже улюлюкал.

Когда мы наконец приехали, я взял в руки мешки для мусора с барахлом Джереми и провел его по лестнице на второй этаж до своей квартиры. Мы вошли внутрь как раз вовремя, чтобы успеть включить телевизор и увидеть, как «Твинс» финальным аутом выигрывает матч. Я поднял руку, чтобы стукнуться ладонями с Джереми, но он уже отвернулся, пытаясь постичь крошечные размеры моей квартиры. Кухня и гостиная располагались на противоположных сторонах одного жилого пространства; спальня была чуть больше стоявшей там двуспальной кровати; и в квартире вообще не было ванной комнаты, по крайней мере в пределах этих стен. Я смотрел, как Джереми обследует мое жилье снова и снова, точно надеясь в следующий заход обнаружить спрятанную дверь в ванную комнату.

– Может, мне нужно в ванную, – сказал Джереми.

– Пошли, – махнул я рукой брату. – Я тебя провожу.

Ванная находилась напротив моей входной двери, в холле. Наш старый дом, построенный в 1920-х годах, изначально был рассчитан на одну из тех существовавших на рубеже веков больших семей, где детей рожали темпами, явно опережавшими детскую смертность. В 1970-х дом перестроили, выгородив квартиру с тремя спальнями на первом этаже и две однокомнатные – на втором, причем только одна из этих верхних квартир оказалась достаточно просторной, чтобы получить собственную ванную комнату. Итак, если подняться по крутой узкой лестнице, то дверь справа вела в мою квартиру, слева – в мою ванную комнату, а прямо в глубине – во вторую однокомнатную квартиру.

Вытащив из мешка для мусора зубную щетку Джереми и ароматизированную зубную пасту, я направился через холл в сторону ванной комнаты. Джереми осторожно шел сзади, держась чуть поодаль.

– Ванная здесь. Если тебе вдруг понадобится, просто запри дверь. – Я показал, как поднимать засов.

Джереми не рискнул заходить в ванную. Он принялся изучать ее, оставаясь в относительной безопасности холла.

– Может, нам стоит вернуться домой, – сказал он.

– Никак нельзя, дружище. У мамы встреча. Помнишь?

– Может, она уже дома.

– Ее сейчас нет дома. И не будет дома несколько дней.

– Может, нам стоит позвонить ей и проверить. – Джереми снова принялся тереть большим пальцем одной руки костяшки пальцев другой.

Я увидел, что волнение уже вызвало у него легкий тремор. Мне хотелось положить руку ему на плечо, чтобы успокоить, но это только усилило бы болезненную реакцию. Еще одно проявление его аутизма.

Джереми повернулся лицом к лестнице, пристально разглядывая крутые ступени; его большой палец, с силой вдавившись в тыльную сторону ладони, месил костяшки, словно тесто. Я подошел поближе, чтобы отрезать ему путь к лестнице. Он был на два дюйма выше меня и весил на добрых двадцать фунтов больше. К четырнадцати годам он превзошел меня по всем параметрам: по росту, по весу и внешнему виду. Его золотистые волосы лежали ровными завитками, тогда как мои темно-русые патлы без геля для укладки торчали во все стороны, точно солома. У Джереми была квадратная челюсть с мальчишеской ямочкой внизу, мой же подбородок особой выразительностью не отличался. Когда Джереми улыбался, в его глазах плескалась океанская синева, ну а мои глаза были цвета жидкого кофе. Несмотря на столь явное физическое превосходство, Джереми всегда оставался моим «маленьким» братиком и я по-прежнему имел на него влияние. Спустившись на одну ступеньку, я схватил брата за плечи и принялся подталкивать назад, чтобы отвлечь его внимание от лестницы и заманить обратно в квартиру.

И тут за моей спиной внизу хлопнула парадная дверь, и до меня донесся звук ритмичных женских шагов. Я сразу узнал ее по походке, ведь последний месяц я каждый день слышал, как она проходит мимо моей двери. Л. Нэш – эта фамилия была написана на куске скотча на ее почтовом ящике. Ростом пять футов два дюйма, с короткими черными волосами, которые развевались вокруг лица, точно вода, танцующая вокруг камней. Карие глаза, курносый нос и холодная неприступность человека, предпочитающего одиночество. Сотни раз мы сталкивались с ней в холле или на лестнице. На мои попытки завязать непринужденную беседу она отвечала вежливой улыбкой и уместной репликой, чтобы не показаться грубой, но никогда не останавливалась, стараясь побыстрее пройти мимо меня.

Она замерла посреди лестницы, глядя, как я удерживаю Джереми за руки, не давая ему уйти. Увидев Л. Нэш, Джереми застыл как вкопанный и уставился в пол. Я посторонился, чтобы дать ей пройти. Когда она протискивалась мимо меня, стены лестничной клетки словно сжались, мои ноздри защекотал запах ее геля для душа и детской присыпки.